Я человек эпохи Миннезанга: Стихотворения

Душа моя, пока ты спишь,
устав от пней и кочек,
в прихожей вьется, как дервиш,
глухой электросчетчик.

Ты спишь. Видений череда,

как на киноэкране.
Чуть слышно булькает вода
на кухне в медном кране.

Чуть слышно булькает вода

на кухне в медном кране.
Ток наполняет провода.
Мы знаем всё заране.

Пока мы спим, нам снятся сны

особого покроя,
томленья льдистой крутизны,
беспамятство героя.

Сочится стужа на авось

сквозь щели и зазоры,
и лунный свет сочится сквозь
морозные узоры.

И месяц за окном моим

колеблется сурово,
как шестикрылый серафим
на перепутьях слова.

«Я вижу город под дождем…»

Я вижу город под дождем.
Он так спешит тоской насытить
тревогу маленьких соитии,
осенней пошлости объем.
Я вижу город – дымка льда
плывет над крышами слепыми,
он весь похож на Божье имя
и на другие города.
Я вижу город – и его
не уподобил бы сюите,
звенящей много деловитей,
чем детских музык торжество!
В тумане мокрых странных крыш
он говорит с полуживыми,
он весь похож на Божье имя, —
быть может, ты его простишь!

«Бесплотные буркалы вяленой рыбы…»

Бесплотные буркалы вяленой рыбы,
копченого сига безрадостный вздох:
ты плачешь, природа, – так плакать могли бы
веков отошедших угрюмые глыбы,
корявые дольмены давних эпох,
иль бочка, в которой ни циник, ни стоик
не стал бы прописываться и проживать,
следы циклопических грузных построек,
лукавой Калипсо глухая кровать!

Познаний исчезнувших нудные груды,

печальные заросли чайной посуды,
ставочек, в котором ловил карасей
Улисс хитроумный – чудак Одиссей.

Но вдруг изменяется помыслов вече,

вступает в права свои мстительный вечер,
качается облако синего дня,
и месяц висит меж обтрепанных паддуг,
гудят поезда на стальных эстакадах,
сердца человечьи к зениту гоня.

Эпоха давно отошла от причала,

где душу, как барку рыбачью, качала
волна, просмоленная ночью до дна;
таите свои униженья и боли,
сидите на жестком и узком престоле,
в вас будет осанка монарха видна!

Гудят поезда на стальных эстакадах,

и вечер унижен и сдержанно сладок,
и полночь, как вещее сердце, темна.

«Сиротские зимы…»