Я дрался в морской пехоте. «Черная смерть» в бою

Я в разведке уже имел хороший опыт, а балтийцы практически на суше не воевали, моряки в бригаде служили с кораблей, береговых батарей и авиации, они не знали тонкостей работы групп захвата и прикрытия. Так что когда я прибыл, то увидел, что все их разведвыходы сводились к тому, что ребята по льду до торосов доходили, там лежали и прятались, не шевелились, им даже писать не разрешали – если хочешь, то в штаны писай. Как-то произошел случай, когда отряд демаскировался, и хватило пары снарядов со стороны противника, чтобы они лед пробили, и несколько человек провалились под воду. И такие выходы считались великим подвигом. После похода к торосам разведчики ходили героями. Я, когда пошел в первый раз, командир роты разведки Миша Голубь руководил отрядом, мы с ним подружились, были практически одного возраста. Подошли к торосу, он прикрикнул на матросов, мол, тихо, не шевелиться. Темно, ничего не видно, немцы спят, а эти мучаются и лежат на льду сутки, до следующей ночи. Плитка шоколада, два глотка в термосе чуть теплой водички, вот и весь дневной рацион. Я думаю: ну что такое, не разведка, а в какие-то бирюльки играют. А начальником разведки штаба бригады был Романцов, и я ему говорю: «Давайте кое-что попробуем. Ну, полосу смерти копать надо по весне, сейчас на снегу это делать нереально. Разрешите хоть разок провести самостоятельный разведвыход». Тот все одобрил. И я прибыл со своей группой разведки к торосу, а там уже лежали разведчики из батальона, группа прикрытия под командованием лейтенанта, дал ему ЦУ из штаба и повел своих ребят к вражеской передовой. Но, как сейчас помню, месяц в небе был такой здоровый и яркий, прямо как свет, знаете, когда в дверь постучишь, она открывается, и хозяин дома фонарь держит. Он тебя видит, а ты ничего разглядеть не можешь. И тогда я принял решение, раз ночь такая светлая, в следующий раз попробовать. Во время второго выхода неподалеку от берега в пятидесяти метрах нашли проторенную лыжню. Засаду решил сделать, а ребятам сказал: «Стыдно, вы воюете-воюете, а ни одного пленного не взяли». Те отвечают хором: «Да мы готовы!» Прикидываю, ведь я уже знал, что враги ходят парами метрах в семи-восьми друг от друга. Первого надо из бесшумки снять, ведь немецкий или финский офицер никогда первым не пойдет, он всегда солдата пошлет. А второго брать классическим приемом. Только подготовились к новому выходу, и тут пришел запрет на выход на лед. Дело шло к весне, вода в заливе уже была большая, на льду начали отламываться глыбы.

Ну, ничего, еще повоюем. И вскоре наша разведка получила приказ брать остров Малый Тютерс. Начальником штаба бригады был майор Иван Михайлович Чапаев, у нас шептались, мол, неужели родственник знаменитого Василия Ивановича Чапаева, но неудобно было спросить. Умница, хороший начальник штаба, спокойный командир. Он меня вызвал к себе и сказал о том, что руководить захватом Малого Тютерса буду лично. Этот островок не превышал полутора квадратных километров. Ленинград готовился к снятию блокады, а здесь находился удобный плацдарм для атаки островов Бьеркского архипелага. Начали мы тщательно готовиться, нам придали отряд подводных разведчиков-водолазов. Здорово начали подготовку, день и ночь с Романцовым отрабатывали операцию, и вдруг мне писарь Киселев из штаба бригады по секрету рассказал о том, что пришел приказ наркома Военно-морского флота СССР Николая Герасимовича Кузнецова. В нем четко говорилось – всех бывших курсантов вне зависимости от того, где и кто находится, годных по состоянию здоровья, решили вернуть в училище и доучить. И меня в обед Романцов вызывает, показывает приказ и тут же спрашивает, как же операция. Я решил так – если живым после операции останусь, то поеду учиться, это дело нужное. На том и сошлись, наш комбриг генерал-майор береговой службы Иван Николаевич Кузьмичев меня не вызывал. Только выдали предписание о том, что к 1 сентября 1943 года мне надо быть в училище в связи с началом нового учебного года. В первых числах июля, как раз Курская битва началась, ко мне пришел вызов, и выяснилось, что наше Севастопольское военно-морское артиллерийское училище береговой обороны имени ЛКСМУ было эвакуировано во Владивосток. Туда надо было добираться через Баку. Другой путь был перерезан немцами. В штабе флота сказали: мол, присылайте его к нам, решим на месте. Романцов снова меня взывал и спрашивает: «Ты согласен сказать в штабе, что хочешь остаться на период проведения операции?» Я ответил, что, конечно же, согласен. Короче говоря, прибыл я в Ленинград уже поздно, переночевал во флотском экипаже, но перед этим – и смех и грех – меня на улице патруль задержал: мол, так далеко от передовой я не имею права находиться; к счастью, быстро во всем разобрались и выпустили.