Я - Гепард

Понял павиан мое ругательство или нет - не ясно, однако со всех ног припустил к ближайшей пальме. Хвост, словно обломанный на две трети, подстегивал своего хозяина по лысому заду, как плетка.

На меня падали серые перышки - павиан ощипывал мою добычу. На ствол этой пальмы я взобраться не мог и лежал внизу, ожидая, когда обезьяне надоест сидеть в осаде на верхушке.

Павианы - самые опасные обезьяны Африки. У них хитрый и свирепый нрав, они всегда ходят бандой, часто нападая на одиноких животных, и вдобавок ко всему, очень мощные челюсти дают им превосходство в драке.

Я с чувством провел когтями по коре.

"Лайри! По-мо-ги мне…"

Я насторожился - что это? С нажимом царапнул пальму еще раз, глубокие канавки легли наискосок.

"П-по-м-мо-ги мн-не…" Асва? Давно установившаяся между нами телепатическая связь позволяла улавливать ее мысли. Призыв звучал с жуткой придушенностью, по спине до кончика хвоста зазмеился холод - предчувствие скорой смерти.

"Где ты?" - я вскочил. И на мгновение увидел мир глазами Асвы. Солнце, деревья, кусты, тени… Сориентировавшись, побежал выручать любимую - и не только ее…

Вскоре я разглядел Асву, застрявшую под деревом в какой-то нелепой, вывернутой позе. К ней шел чернокожий с ружьем. Я был слишком далеко, но браконьер, уверенный, что легкая добыча никуда не денется, растягивал удовольствие. Он вразвалочку обошел вокруг Асвы, осматривая ее красивую шкуру. И плевал он на то, что перед ним - самка, которая не сегодня-завтра произведет на свет маленьких, совершенно беспомощных детенышей. Ради сиюминутных денег этот выродок запросто мог погубить ее, потомство… и мое личное счастье.

Да, для многих из нас красота - смертельный рок. Львы, леопарды, сервалы и наконец, мы - гепарды всегда были для человека объектом охоты. Несмотря ни на какие запреты, заповедники и "Красные книги", нас убивали и убивают ради красивого меха. Мы с Асвой очень чистоплотны и тщательно ухаживаем за собой. В часы отдыха я подолгу любовался, как Асва начищает свою шерсть - она бывала вся мокрая от вылизывания. И мозг нестерпимо жгла мысль, что жалкие останки моей подруги будут висеть ковриком на стене в гостиной какого-нибудь богача, услаждая его взор. А затем, поеденные молью, бесполезным тряпьем останутся догнивать на свалке. А Асву - в плачевном положении, не способную поднять лапу для самозащиты - готовились казнить на моих глазах. Казнить за то, что она была красива.

Я уже видел, как движется его палец на спусковом крючке. Я изнемогал, задыхаясь от бега, позабыв о своей жизни, о пуле, что могла достаться мне. Душа и тело слились с ветром в неистовом стремлении: успеть!

Заслышав бег гепарда, человек обернулся. На миг наши взгляды встретились - огонь ярости в моих глазах опалил его душу. В тот миг для меня был лишь он - враг, и в последний прыжок я вложил все оставшиеся силы изможденного тела, всю ненависть, переполняющую сердце. Но он успел прикрыться оружием - и на полпути к горлу клыки встретились со сталью ружья. Сила броска швырнула нас, звук выстрела чуть не оглушил меня, горячий металл обжег язык, а браконьер, ударившись спиной о дерево, завалился, как марионетка, у которой обрезали нити.

Я держал его, почти до крови вонзив клыки в шею. Инстинкт убийства приказывал: "Убей - иначе будешь убит!" - и челюсти сводило этой безжалостной, древней силой. "Убивай - или будь убит. Съешь - или будь съеден". Меня колотило в злобе, усталые лапы не подчинялись, взор затянула пелена, грудь требовала воздуха - но я продолжал напряженно сопеть, не в силах противостоять инстинкту смерти.

Земля под головой негра стала алой, и запах человеческой крови опьянил меня. Чихнув, я приподнялся и перевернул свою жертву. Спина и затылок были разбиты и сильно кровоточили. И вдруг мне стало дурно до тошноты, противно было видеть его и прикасаться к нему, и даже мысль о том, чтобы удушить, вызывала омерзение. Я потряс головой, отплевываясь, и шлепнулся, не устояв на лапах. А упав - увидел, словно впервые, недвижное тело любимой.

"Асва, милая!?" - застонал я с щемящей болью в сердце, и через силу подполз к ней. Ее глаза были уже совсем мутными, дыхание чуть теплилось, свесившийся язык подрагивал. Стремясь освободиться, Асва едва не освободила душу от тела. Металлическая петля глубоко впилась в шею. Я все же поддел когтем мономолекулярную нить, от движения которой поперек когтя легла бороздка. О том, чтобы растянуть петлю клыками, не могло быть и речи: нить изрежет мне всю челюсть.

Прежде чем мне удалось снять петлю, я лишился когтя и поранил лапу, но что значили эти потери в сравнении с возможной утратой? Потеряв любимую и потомство, начинать все заново - на это у меня, наверное, не хватило бы душевных сил.

Раздался человеческий стон - и я встал, вспомнив об оружии негра. Если он возьмет винтовку, я по-любому достану его горло. Но нет, мой враг лежит без сознания.