Он покачал головой, не веря, а может быть, стряхивая остатки сна. Потом шагнул ко мне так быстро, что я испугалась. Закрылась руками, защищаясь, но он склонился ко мне и сжал в крепких объятиях. Мои руки мешали, и это, кажется, его рассмешило. Я кое-как высвободила их, обняла Тига. Он чуть приподнял меня над землёй, я болтала ногами, пока он не поставил меня на место. Потом прижалась лицом к его груди, и он пах в точности как прежний Тиг — немного марихуаной, немного металлом.
— Чёрт, Смиффи. Хочешь вафлю? — спросил он, как будто не было этих тысячи лет и мы не спали всю ночь, мы играли песни, мы были группой «Сон-трава». Будто светало, и мы очень проголодались, и через полчаса начинались уроки.
В его объятиях я осознала, как отчаянно мне хочется, чтобы он не был замешан в схеме Ру. Конечно, если я была бы его жертвой, он узнал бы меня? Он просто не мог работать с ней. Я так сильно этого хотела, что не доверяла сама себе.
— Нет, спасибо, — ответила я. Мой голос был скрипучим, как его дверь.
Наконец он разжал объятия, отошёл на расстояние вытянутой руки, впился глазами в моё лицо, будто изголодавшись по этому зрелищу.
— Господи. Ты по-прежнему выглядишь как… ты.
Я покачала головой, вновь ощущая давний стыд.
— Нет, что ты. Я на двадцать лет старше. И на пятьдесят килограмм худее.
— Да, но ты всё равно… — он помолчал, подбирая слова. — Я не знаю, как ещё сказать. Ты выглядишь как ты. Ты — это ты, — он улыбнулся, будто сказал что-то приятное. Его руки на моих плечах были такими тёплыми, он смотрел на меня так пристально, с таким удовольствием, что всё это казалось безумием. Должно быть, он тоже это почувствовал, потому что опустил руки и, рассмеявшись, сказал:
— Блин, заходи. Мне бы надо… извини. Я спал. Хочешь кофе? Мне нужно выпить кофе, — он широко распахнул дверь, но я осталась стоять, где стояла. Меня трясло, на глаза наворачивались слёзы. Странно, что зубы не стучали.
— Почему ты рад меня видеть? — спросила я. Он моргнул, покачал головой.
— Ах, Смифф. Я так давно хотел тебя увидеть. Очень хотел. Я должен был сам прийти к тебе. Это уж точно. Мой косяк. Прошу тебя, заходи.
Он провёл меня в маленькую гостиную, вполне в стиле Тига. Прежнего Тига. Там царил беспорядок, но не бардак. Повсюду были книги — грудились на полках, громоздились высокими стопками у камина и дивана. На низенькой стопке журналов «Национальная география» на кофейном столике стоял кальян, рядом с ним — трубка для отвода воды и ещё две раскрытые книги обложками вверх. Одинокая лампочка заливала комнату мягким золотистым светом. Диван и стулья разделяли комнату пополам. На второй половине высилась барабанная установка, стояли две больших и одна маленькая электрогитара, пять гитарных стоек. На самой дальней стоял древний «Фендер». Я его где угодно узнала бы.
Кухня оказалась маленьким, тёмным квадратом; от комнаты его отделяла барная стойка. Тиг обошёл её, свет решил не включать. Я прошла вслед за ним, шлёпнулась на стул. Позади большой кофемашины на стойке стоял пластмассовый мерный кувшин с водой. Тиг налил воду в кофемашину, и не прошло и пары секунд, как она загудела.
— Да ты фанат, — такие кофемашины я видела лишь в кафе. Дома никто не держал ничего подобного.
— Ха, у меня вместо крови в жилах течет кофе, — сказал он.
Вряд ли здесь жила какая-нибудь женщина. Тем более Ру с её шёлковыми халатами и набросками Пикассо. Может, порой бывала здесь, как в домике Спрайта, но её вещей я не увидела.
Опустила глаза, посмотрела на ладони Тига. Обручального кольца не было. Костяшки пальцев почернели от копоти или масла. Он заметил мой взгляд, улыбнулся, сжал руки в кулаки, чтобы показать мне остатки старых-престарых татуировок. Тех татуировок, которые делают в тюрьме. В горле у меня что-то сжалось, и я увидела простые печатные буквы, по одной на каждом пальце. На правой руке — L O V E. Чтобы разглядеть надпись на левой, мне пришлось прищуриться.
— LOVE… CAKE[11]
? — я улыбнулась, пусть даже это была совсем невесёлая история.— Ага. Это шутка такая. Ну, знаешь, плохие парни колют LOVE/HATE[12]
?— А ты наколол LOVE/CAKE?
— Мне было семнадцать, и это показалось мне смешным, — виновато сказал он, потом добавил: — К тому же я не хотел писать на своём теле гадости.
Это мне понравилось. Слишком понравилось. Я опустила взгляд.
Он повернулся ко мне спиной, открыл шкаф, забитый посудой всевозможных форм и расцветок. Вынул две первые попавшиеся кружки, наполнил их кофе.
— Всё ещё любишь сахар и сливки? — спросил он. — Кажется, у меня было молоко.
— Можно безо всего, — сказала я. Вот уже полтора года я жила без кофе, спасибо Оливеру. От кофеина он становился гиперактивным. Но сейчас эта жизнь казалась такой далёкой.
Тиг обошёл стойку, поставил на стол кружки — на его была карта мира, на моей — надпись «Лучшему в мире папе».
— У тебя есть дети? — спросила я.
— Насколько я знаю, нет, — ответил он вполне в духе Тига Симмса. — А у тебя?
— Двое. Приёмной дочери, Мэдисон, пятнадцать, а восемь месяцев назад я родила мальчишку. Оливера.