Я иду искать

— Восемь месяцев? Блин, да ты классно выглядишь, — сказал он.

Хорошо, что моё похудение для него почти ничего не значило. Кто угодно другой непременно поднял бы эту тему. С тех пор как я сбросила вес, люди говорили об этом снова и снова. Изумлялись, восхищались, спрашивали, как я это сделала. Я ни разу не сказала правду. Ни разу не ответила: Я съедаю в день меньше пятисот калорий, потом меня рвёт, а потом я принимаю слабительное. Говорила какую-то чушь о том, что надо больше двигаться, и меня начинали восхвалять, будто я победила рак. Тиг ни слова об этом не сказал. Он просто был рад меня видеть.

— Подожди секундочку, — сказал он, — я только проснулся.

Поставив кружки на стойку, он скрылся в дальней части дома. Я услышала, как бежит вода.

Я сделала глоток кофе. Здесь время ощущалось совсем по-другому. Будто я приехала в прошлое, туда, где мне вновь было пятнадцать, оказалась в том месте, где мы с Тигом дружили. Ещё до того, как всё испортилось. Будто сейчас мы ещё не разрушили то, что нельзя было починить.

Пока он был в душе, мне следовало бы обойти квартиру, поискать признаки Ру. Но теперь, когда я его увидела, мне было так трудно воспринимать его как преступника. Я не хотела задавать вопросы о Ру, о шантаже, о том, ненавидит ли он меня — неважно, что сказали мне его руки. Не хотела. В свете его удивительной радости от встречи со мной мне хотелось узнать только одно. Почему он поцеловал меня столько лет назад. Тогда я думала — из жалости или под действием алкоголя. Мама хорошо объяснила мне, что жирных девочек не целуют, не обнимают, не любят. Но теперь я больше ей не верила. В разные периоды жизни еда имела для меня разное значение, но при весе в сорок пять кило я заслуживала любви так же мало, как при весе в девяносто.

Теперь моё тело больше меня не беспокоило, и я наконец осмелилась задать себе вопрос — любил ли он меня?

Я должна была лечь с ним на тот матрас. Может быть, мы снова целовались бы, или обсуждали пьяные глупости, или уснули бы бок о бок. Если бы я только могла…

Я видела другое развитие событий, другой мир. Тот, в котором миссис Шипли нарезала круги по городу, пока её беспокойный малыш не уснул, а потом все они как ни в чём не бывало поехали домой. В этом мире я была бы совсем другой Эми. Моя семья не переехала бы в Бостон. Мы с Тигом закончили бы школу, поступили в разные колледжи, перестали общаться. Или нет. Мы могли бы остаться друзьями. Приезжали бы домой на лето. Снова и снова целовались бы, много раз, много лет.

Может быть, сейчас я растила бы кудрявых детей в этом доме возле автомастерской. А может быть, он собирал бы Лексусы, а я изучала литературу во Франции. Я не знала, как могла сложиться наша жизнь. Я знала только, чего никогда бы не случилось.

В том, другом мире я никогда не встретила бы Шарлотту. Она не подарила бы мне Дэвиса. Они с Мэдди нашли бы другую маму. А Оливер? Он никогда не родился бы.

Я ни за что не хотела бы мир, в котором не было Оливера. Ни за что на свете. И всё-таки я хотела знать — любил ли меня Тиг? Хоть немного?

Он вернулся. Теперь на нём были джинсы и футболка с логотипом «Реставрации». Сел напротив меня. Места было мало, наши колени соприкасались, я чувствовала его свежее мятное дыхание.

— Мне нужно многое тебе сказать, — пробормотал Тиг. Он всегда был болтуном. Фонтанировал идеями, размахивал руками, бурные жесты служили пунктуацией.

— Мне тоже. Мне очень многое нужно сказать.

Сидя так близко, я даже в сумрачном свете видела, как он постарел. На щеках появились глубокие морщины, словно скобки у рта. В уголках глаз — складки. Я надеялась, это оттого, что он много улыбался. Зубы он не исправил, резцы по-прежнему чуть выдавались вперёд.

— Почему ты выплатила мою ипотеку? — спросил он.

Конечно, он знал, что это сделала я. Ру знала.

— Я перед тобой в долгу, — сказала я тихо. — Когда ты понял, что это я?

Он покачал головой.

— Не сразу. Я был слишком счастлив, чтобы задаваться вопросами. Уже думал, всё, придётся закрываться, и тут бабах! Случилось чудо! Кто смотрит в рот дарёному коню? Спустя несколько недель мы с ребятами, с моей группой, играли ту песню «Pixies», Monkey Gone to Heaven — Господи, ты так любила эту песню.

— Я помню, — сказала я.

— Ну вот, я пел эту песню и думал о тебе. Я всегда думаю о тебе, когда мы играем «Pixies». И я подумал: да это Смиффи. Это может быть только она. Потому что куча денег не падает на голову ни с того ни с сего. Их нужно искать. Тогда я захотел тебя увидеть. Поблагодарить. Спросить, почему ты мне помогла.

Это меня удивило. Конечно, он знал, почему я ему помогла. Или он врал? Я по-прежнему была уверена, что их пути с Ру на определённом этапе пересеклись. Он рассказал ей всё обо мне. О нас, о том, что мы сделали. Иначе картина не складывалась. Но зачем он выдал меня Ру, если не злился, не хотел отомстить? Если был мне благодарен? Картина всё равно не складывалась.