Я, Люцифер

Что ж, может, кто-то так и подумает. Но все дело не в добре и зле, а в свободе. Для ангела может быть лишь одна истинная свобода — свобода от Бога. Сво­бода — это причина и следствие. Если в этом особен­ном мироздании свобода от Бога (поклонение Богу, зависимость от Бога, повиновение Богу) есть то, к чему ты стремишься, тогда, боюсь, зло остается единственным оружием в этом городе. Я бы хотел, я бы очень хотел, обладать природой, которая не зна­ла Бога, — как рыбы в пруду, которые не знают о том, что есть жизнь за его пределами: лужайка, дом, город, страна, целый мир...

Ваши мыслители борются с понятием чистое зло, или же, как они любят говорить, зло ради зла. Не представляю почему. Не существует зла ради зла. У каждого проявления зла есть своя причина, и даже у моего. Мучитель, тиран, убийца — виртуозы в со­зидании зла — все они действуют на основании опре­деленных причин, даже если совершают его ради своего собственного удовольствия. (Ваши мыслите­ли заняты проблемой, какое удовольствие злодеи получают от содеянного зла, но это совсем другой вопрос.) Зло ради зла, если бы таковое существова­ло, являло бы собой безумство. И даже идиоты действуют по каким-то своим идиотским причинам. Наиболее сильную боль Старику причиняет не то, что я занимаюсь злом, а то, что это причиняет му­чительную боль мне самому. Ему больно от того, что я готов заплатить даже такую цену — постоянная мучительная боль — за то, чтобы освободиться от Его пут. Вот в чем главная проблема. Вот этого Он и не может стерпеть.

Можно ведь просто взять да уйти. Можно прекратить искушать, соблазнять, богохульствовать, лгать и т. д. и жить свободно, оставаясь самим собой. Знаете, для меня это ужасно жгучий вопрос, вопрос, чем я являюсь вне наших отношений Вы-Знаете-С-Кем¹⁴⁰. Я хочу сказать, я ведь что-то из себя представляю. Хотелось бы мне знать, какой я на самом деле. Интересно, я... э-э-э... нормальный?

Предполагается, что я виновник всевозможных преступлений и проступков, но, когда вы дойдете до сути, вы увидите, что я виновен лишь в одном — же­лании знать. Говорят, дорога в ад выстлана благими намерениями. Это очаровательно. Но на самом деле она выстлана ставящими вас в тупик вопросами. Вы хотите знать. Вы чего-то себе не представляете, у вас возникает интерес. «Интересно, каково будет вонзить нож ему в горло?» Как вы думаете, чей это вопрос? Вы удивитесь. Так думает молодая мать, нарезая еще теплый хлеб, а рядом на своем высоком стульчике сидит ее малыш, которому нет еще и двух, гукая что-то, ну просто вылитый тупица, с которым плохо обращались. Конечно, в девяноста девяти случаях из ста она не собирается так поступать, но вы знаете, что оно здесь, это желание, — прекрасное, отвлеченное от жизни любопытство. Оно там, потому что его туда поместили. Попробуйте. Возьмите нож, резак, клюшку, заряженный пистолет, когда кто-то находится рядом, возьмите в руку инструмент потенциально­го разрушения и скажите мне, что нигде, нигде в вашем мозгу не промелькнул этот вопрос: а каково было бы воспользоваться этим?

Порок, о котором вы знаете, конечно, волнует воображение, как ничто другое. Спросите тех, кто работает с преступниками, совершившими преступ­ления на сексуальной почве, полицейских, расследу­ющих дела о педофилии, инспекторов по делам об изнасиловании. Спросите у них, сколько времени нужно на то, чтобы возникло это желание знать. Попробуйте. Идите навестите вашего местного Дамера, или Сатклиффа, или вашу Хиндли¹⁴¹. А после визита скажите мне честно, что вас ничуть не побес­покоило то чувство, что они знают что-то, что не известно вам. Огромная растиражированность «На­стоящего преступления»¹⁴² — все эти удивительные свидетельства, черно-белые изображения... Почему они покидают полки, прилавки, Интернет? Приятное возбуждение? Да, разумеется (желание пролить кровь, садизм под маской усталости и вопросов типа: что заставляет этих монстров залезать в долги? Неужели они не поймали этого подонка? Вы бы удиви­лись, осмелюсь сказать, узнав о том, какое влияние на бульварные романы оказали события, произошед­шие где-то на окраине города), более того — желание знать. Конечно, за исключением того, что вы не мо­жете знать за него, за этого монстра, не познав всего на деле. Определенные виды знания (вам это изве­стно, но вы продолжаете обманывать себя) требуют строго эмпирического подхода.

Мне было интересно, как, знаю, и вам: а зачем, собственно говоря, я этим занимаюсь? Не фильмом. И не всей этой затеей с месячным пребыванием в теле Ганна (к этому моменту уже ясно, зачем я этим занимаюсь... Ну, ради мороженого, ради поцелуев, пенья птиц на рассвете, ради ощущения тени от листвы, вкуса клубники на языке, ради чистейшего рок-н-ролла плоти и ее чувств), да нет, я имею в виду это занятие, это занятие литературой. Зачем, после­довал бы ваш закономерный вопрос, тратить столь­ко времени и энергии на написание книги, когда я мог бы проводить снаружи каждую секунду, когда не сплю?