Я — матрос «Гангута»!

В госпитале я встретил раненых, семьи которых оказались в районах, временно оккупированных врагом. Посочувствовал им, сказал, что и сам в таком же положении — жена и четверо детей остались в Пинске.

А что, если написать в Омск? Возможно, что семья вырвалась из Пинска и сочла разумным поехать в тот город, откуда выезжали в Белоруссию… Какова же была моя радость, когда недели через три я получил ответ от жены! Спаслись, но не без большой беды: в сутолоке эвакуации потерялся младший сынишка Толя.

Успехи наших войск под Сталинградом окрылили воинов. До чего ж радостно стало ждать сообщения Совинформбюро! Медперсонал аплодировал, раненые поднимались с коек, выкрикивали «ура». Всюду выражалось мнение, что гитлеровцам не вырваться из стального капкана, что вслед за успехом на Волге последует победа под Ленинградом… Кажется, и боли отступали, и раны быстрее заживали. При осмотрах и отправках раненые спрашивали:

— Скажите, доктор, буду в строю?

Липниц отвечал откровенно. Если видел надежду, говорил:

— Безусловно.

Если сомневался, объявлял:

— Все зависит от вашего организма. Выполняйте госпитальный режим.

Или:

— В тыловых частях сможете.

Привык я к людям в белых халатах, словно родными стали. Гордился причастностью к борьбе за сохранение жизни воинов. Конечно, было бы лучше, если бы я обладал медицинскими знаниями. Агроном по образованию, я знал лишь, как и чем лечить злаковые растения.

На фронтовых складах

В марте 1943 года меня вызвали в политотдел тыла и объявили о назначении заместителем начальника по политчасти подвижного вещевого склада фронта. Я пожал плечами: мол, воля ваша. Начальник политотдела объяснил: дело связано с огромными материальными ценностями и мне, как бывшему работнику крайкома партии, имеющему опыт хозяйственной работы, оно будет по плечу.

Заехал в госпиталь, чтобы взять личные вещи и попрощаться. Г. Н. Липниц вручил мне боевую характеристику, в которой содержалось немало теплых слов. Мы крепко пожали друг другу руки. (Безмерно буду опечален, когда после войны узнаю, что Григорий Ноевич, вернувшись в родной Калинин, безвременно скончался. Сколько бойцов спас он от смерти!)

Склад размещался в тех же Боровичах, что и госпиталь. Его начальник, капитан административной службы Лазарев, показал мне складские помещения — длинные железнодорожные пакгаузы. В них еще хранилась зимняя одежда и обувь. Правда, уже не так много. Подходившее пополнение приходилось одевать в полушубки и валенки. (Хоть днем солнце и пригревало, ночи были морозные.)

Через несколько недель в складе началась горячая пора. Поступили вагоны с летним обмундированием. Надо было произвести его учет, сортировку, комплектование. На политинформациях шла речь об ответственности работников склада за сохранность вещей. Мы напоминали советские законы, карающие за расхищение государственной собственности.

Вопрос о сохранности имущества оставался в центре внимания и при сборе зимних вещей. Из частей на склад доставляли полушубки, телогрейки, фуфайки, шапки, валенки — в большинстве своем требовавшие большого или малого ремонта. К сожалению, находились лица, готовые поживиться народным добром. А кое-кто из военнослужащих считал, что теплое обмундирование теперь вообще ни к чему (дескать, до начала зимы война закончится), Понятно, что против этих настроений надлежало выступить прежде всего политработнику. Мы провели партийные и комсомольские собрания, развернули широкую разъяснительную работу.

Все вещи пропускали через дезинфекцию и химчистку, а потом приступали к починке. Из местных женщин были созданы ремонтные бригады, которые производили работы по нарядам. А в октябре теплое обмундирование снова выдавалось частям. Собственно, мы почти обошлись тем, что было восстановлено, запрашивать новое обмундирование с центрального склада не пришлось. Таким же путем ремонтировалось летнее обмундирование, доставленное на склад после выдачи зимнего.

Я вошел в курс всех дел и, откровенно говоря, поколебался, когда мне предложили ту же должность в продовольственном складе. Кадровики разъяснили, что это наиболее острый участок тыловой службы. Вскоре я убедился, что это действительно так. Ведь накормить воинов фронта нужно в любой обстановке. Продовольствие не то что вещевое хозяйство, где все более или менее стабильно. Тут же идет постоянный поток продуктов — днем и ночью прибывают вагоны или колонны машин.

Разгрузка, как правило, происходит на узловых станциях или на перекрестке шоссейных дорог. А эти пункты на примете у вражеской авиации. Стервятники рыскали в небе, швыряли бомбы. Грузчицы (это были девушки или молодые женщины) с визгом кидались в заранее отрытые щели. Переждав налет, выходили к вагонам, нередко, прежде чем продолжить разгрузку, тушили пожар.