Я — матрос «Гангута»!

В ожидании очередного эшелона я как-то завел пленных в пустовавший зал вокзала. Решил провести политбеседу с помощью переводчика. Сказал, как русские солдаты братались с немецкими на фронте в 1917 году.

— Нет ли из вас тех, кто воевал еще тогда?

Получил ответ: «Найн». Оказывается, они ничего не слыхали о нашей революции. На вопрос, почему раньше не сдавались, отвечали вразброд, хотя склонялись к одному: порядок в армии строгий, нарушить его невозможно. И потом им все время говорили, что Красная Армия расстреливает пленных. Боялись. А теперь убедились, что их обманывали.

Я сказал, что, будь другая армия, за одно только горе, принесенное Ленинграду, пленные отплатили бы смертью. Но Красная Армия воспитана в духе интернационализма, уважения к трудящимся любой национальности.

Неоднократные беседы расположили немцев к откровенности. Из их рассказов я понял, что все они с юношеских лет прошли антисоветскую школу. Фашистская пропаганда восхваляла поход «Нах остен», всячески порочила Страну Советов. Солдаты лихо распевали «Зовет нас фюрер на войну!» и подразумевали СССР.

Эти пленные были теперь довольны судьбой и с упорством трудились на погрузке. Характерно, что продвижение на запад их не огорчало, а радовало. Оживленно разговаривали о доме. Неважно, что возвращаются на родину не победителями, а под конвоем. Все-таки живы остались.

Войска героически ломали оборонительные рубежи в Прибалтике, безостановочно шли вперед. Освободили Вильнюс и Таллин. И наш склад не отставал, снабжая воинов продовольствием. Своевременно перебазировался он и в освобожденную столицу Советской Латвии. Вышел я было в город взглянуть на Рижский залив, вспомнить далекое прошлое, а за мной бежит красноармеец со склада: «Вас вызывают в Политуправление фронта». Выходит, теперь не до воспоминаний.

Движение войск на запад продолжалось. Надо было и дальше не отставать от них.

Каравай Победы

На заключительном этапе войны мне довелось послужить еще на одном участке тыловой службы — на полевом автохлебозаводе (ПАХ-11). О его существовании я знал на Волховском фронте. Наш госпиталь получал на этом заводе хлеб. Я тогда не интересовался, кто и как его выпекает. Хлебопеки — малозаметные люди, не то что, скажем, машинисты и комбайнеры или разведчики, танкисты и автоматчики.

Но уже первое знакомство с заводом изумило меня. Весь 1-й Прибалтийский фронт, куда его передали, он снабжал хлебом. Каждые сутки выпекал по 50 тонн. И это не в стационарной пекарне, а в полевых условиях. Если склады перебазировать нелегко, то ПАХ еще сложнее.

Я прибыл на завод ранним утром 1 января, намереваясь прежде всего поздравить личный состав с Новым, 1945 годом, который по всем признакам должен принести нам победу. Но собрать людей не пришлось. В широком, очень длинном сарае люди копошились, как муравьи. Кто тащил кирпичи, кто укладывал их, кто нес глину и песок, кто ведра с водой. Начальника завода капитана Н. И. Бадягина на месте не оказалось (он был вызван начальником тыла фронта), руководил работами помпотех капитан Д. Д. Голиков, худощавый, с уставшим лицом.

— Спешим выложить печи, — пояснил он и улыбнулся: — Новогодний каравай испечем — на весь фронт хватит!

Оказывается, пять печей уже выложили, в четырех посажены буханки, одна печь подсыхает, а эта, шестая, выкладывается. Вскоре в сарае запахло соблазнительным ароматом хлеба.

— Наверно, в обороне было полегче управляться? — спросил я у помпотеха.

— Не сказал бы, — ответил он.

Голиков поведал, что на Волхове завод располагался в добротных бараках. Но вражеская авиация разбомбила их. Тогда выбрали местечко в глухом лесу. Возвели печи, но и тут «юнкерсы» не давали покоя. Дело в том, что дым от печей расстилался широко, демаскируя завод. В печи, правда, бомбы не попадали, но несколько пекарей было убито и ранено.

— А вы бы по ночам затапливали, — вставил я.

Помпотех добродушно засмеялся над моей неосведомленностью. Объяснил: хлеб приходится сажать в печь 10–12 раз в сутки, а каждая выпечка продолжается около двух часов.

— Во время наступления тяжеловато, конечно, перебазироваться, — заключил он, — зато почти без бомбежек. Не до нас теперь воздушным пиратам.

Дмитрий Дмитриевич Голиков показал мне заводское хозяйство. Мы проходили мимо печей, пышущих жаром. Из двух солдаты-пекари ловко вынимали румяные буханки, другие печи уже были наготове к посадке.

В конце сарая находился автопоезд.

— Это наш походный хлебозавод, — доложил Голиков. — С двумя печами. Удобен летом. Переезжаем с одного места на другое, а тем временем в котлах киснет тесто, и выпечку можно производить. Целая технологическая линия. Автопоезд имеет два тестомеса. На автомашине установлена динамо-машина с движком. Единственный недостаток походного — это малая производительность. Всего пять тонн в сутки. Зимой в походном лишь заквашиваем и месим тесто.