Я — матрос «Гангута»!

Среди посетителей магазина я заметил как-то паренька в пиджаке с заплатами и берестовых лаптях. Лицо измученное, бледное, щеки впалые. По всему видать — голодный. У меня что-то дрогнуло внутри — вспомнил себя, как лет двенадцать назад мытарил по Устюгу и Вологде, как пинали меня, словно бездомную собачонку. Приблизился к парню и поразился, с какой жадностью его серые глаза впиваются в книжки. Кажется, они горят. Кладу ему руку на плечо.

— Интересуешься?

Парень поворачивает голову, удивленно рассматривает матросскую форму на мне, щеки краснеют, в смущении отвечает:

— Да.

Подошедший Коробицын спрашивает, где он живет. Из немногословного ответа узнаем: не здешний, пришел из Заборской волости. От нужды. Отец на германском сгинул, у матери он один. Сказал и опустил голову.

— Что ж, раз к книге тянешься, поступай к нам на работу, — предлагает Коробицын. Я киваю головой в знак согласия. — Хочешь?

— Хочу! — Подняв голову, парень с надеждой смотрит на нас. — А делать-то чего?

— Книги упаковывать.

Так у меня на складе оказался помощник, 16-летний Саша Сидоровский. Честный, трудолюбивый и любознательный. В свободное время садился за книжку или расспрашивал о службе на флоте. Саша готов был слушать часами, для него, чувствовалось, открывался новый мир.

Приятно поражал меня энтузиазм тотемских юношей и девушек. Хоть мне было уже 27 лет, но я сблизился с ними. Коммунистически настроенная молодежь группировалась в бывшей учительской семинарии. Теперь в ней учились прежде всего дети бедноты. Активные ребята. Федя Клочихин, Коля Худяков и Коля Юрзин создали союз учащихся. Около тридцати ребят поселились в национализированном доме купчихи Климовой, образовали коммуну. Стипендию и продукты сдавали в общий фонд. Сами готовили себе пищу, сами пекли хлеб.

Ребята увлекались краеведением. Наш город когда-то был местом ссылки неугодных царизму людей, борцов за свободу. Это они, политические ссыльные, выступали организаторами демонстраций и митингов в годы первой революции. И вот теперь удалось установить имена революционеров. В разное время в нашем городе проживали исследователь Сибири Г. Н. Поталин, народник П. Л. Лавров, критик-публицист Н. В. Шелгунов, социал-демократы А. В. Луначарский, Н. А. Мальцев, писатель В. Г. Короленко и многие другие. Политссыльные оставила добрый след в деле просвещения масс.

Волнующим откровением для меня явилось сообщение ребят о том, что наш земляк Иван Васильевич Бабушкин был соратником Ленина, членом «Союза борьбы за освобождение рабочего класса». Ни аресты, ни тюрьмы не сломили его воли. Бабушкин сумел пробраться в Лондон к Ленину, находившемуся в эмиграции. С его заданием вернулся в Россию, был снова арестован и выслан в Верхоянск. Освобожденный революцией 1905–1907 годов, Бабушкин выехал в Иркутск, где его избрали членом Иркутского комитета РСДРП. Он активно участвовал в подготовке вооруженного восстания. При выполнении партийного задания попал в руки царской карательной экспедиции. Только через четыре года Россия узнала о судьбе замечательного революционера. Ленин назвал его «народным героем», «гордостью партии».

Интересные беседы разгорались по военной истории. Как-то завели разговор о крепости, остатки которой сохранились на высоком берегу, где речка Песь-Еденьга впадает в Сухону. Оказывается, Тотемская крепость древняя и силу свою блестяще показала во время двухлетних набегов орд казанского ханства. Сколько ни штурмовали ее враги, взять не сумели.

Любопытен разговор о земляке — открывателе новых земель Иване Александровиче Кускове. Еще в восемнадцатом веке он с партией промысловиков переплыл Тихий океан и достиг берегов Америки. Много лет обследовал Аляску и Северную Калифорнию и невдалеке от современного города Сан-Франциско обосновал русское поселение с крепостью. Не исключено, что воспроизвел там копию Тотемской. Ребята всерьез уверяли, что крепость помогла американцам в борьбе за независимость.

— А почему теперь американцы на севере нашей страны из орудий палят, свободу хотят задушить? — спрашивает белокурый юноша.

И пошли негодования в адрес интервентов, лицемерного президента США Вильсона, который в послании Советскому правительству распинался о свободе русского народа.

* * *

Я уже упоминал, что еще до восстания на «Гангуте» меня считали сочувствующим большевистской партии. И тогда, и в последующее время участвовал в общественной работе, выполнял, если хотите, партийные поручения: заведовал гальванерной и аккумуляторной каютами, где происходили встречи организаторов корабельного подполья, поддерживал связи с представителями центра и через них получал для корабля нелегальную литературу, был агентом газеты «Волна», членом судового комитета… Но о вступлении в партию, по правде сказать, не задумывался. Полагал, что член партии — это профессиональный революционер.

Теперь же, находясь в Тотьме, я ощутил свою затяжку с вступлением в партию. Коробицын поразился:

— Как же так? Я тебя еще с Адмиралтейского завода коммунистом считаю. Первым даю рекомендацию.

Вторую дал С. Е. Горячевский, тотемский коммунист.