Теперь уж весь полк вел бой, красноармейцы растекались по улицам. 3-й батальон прорвался к берегу реки Исеть. Перед ним был железнодорожный мост, он горел, но по нему в страхе, сквозь языки пламени, удирали белогвардейцы. Мы стреляем по ним с берега, укрывшись за штабелями дров. Рядом комбат по телефону докладывал командиру полка о ходе боя. Он выразил сомнение насчет преследования по горящему мосту. Захаров согласился — не следует подвергать людей опасности.
Шло очищение города от разрозненных белогвардейских групп. Собственно, стрельба затихла. Колчаковцы сдавались и плен. Командование вело подсчет трофеев. Они немалые: и продовольствие, и воинское снаряжение, и боеприпасы, и оружие.
На станции оказалось несколько цистерн с водкой. Может, беляки в спешке не подожгли их, а может, с умыслом оставили: дескать, пусть красные перепьются на радостях, а мы и нагрянем.
Около цистерн мы выставили усиленную охрану, а в батальонах провели беседы с личным составом. Принятые меры гарантировали от всякого рода эксцессов. Никаких нарушений дисциплины не произошло.
Вечером состоялся торжественный митинг, посвященный освобождению города. Выступали комиссар бригады Зологин, комиссар полка Кожевников, представители шадринской партийной организации, вышедшей из подполья.
На ночь усилили охрану — выставили посты, часовых и дозорных. Предупредили бойцов, чтоб ложились спать в обмундировании. Строили предположения: колчаковцы не смирятся с такой крупной потерей, как город Шадринск. И не ошиблись. В полночь они предприняли налет. Часовые встретили их огнем, в бой вступили роты, поднятые по тревоге. К утру белогвардейцы, понесшие большие потери, были окончательно изгнаны из города. Две бригады 30-й дивизии погнали их дальше, а наша 2-я осталась приводить себя в порядок. За десять дней боев после Екатеринбурга, особенно при освобождении Шадринска, она понесла немалые потери.
Я побывал в 8-й и 9-й ротах, состоявших из тотемских добровольцев. Как поредели их ряды! Подбежал ко мне Саша Сидоровский, мы были рады встрече. А когда стали перечислять выбывших из строя, опечалились. Кто убит, кто ранен…
На улице встретил Кожевникова, побывавшего в ревкоме.
— Думаю партбюро провести, Сергей Николаевич.
Комиссар поддержал. Я тут же оповестил членов партбюро — Прохорова, Гольштейна, Евсеева (остальных теперь уже не помню). Заседание проходило в штабе полка. Речь шла о необходимости провести политическую работу в ротах для поднятия духа красноармейцев, особенно в связи с потерями. Мы распределили, кому в какой роте побывать. Затем Кожевников проинформировал о беседе, которую они с Зологиным имели в ревкоме, Было решено в тот же день провести объединенное партийное собрание с местными большевиками, вышедшими из подполья.
На собрании присутствовало более двухсот человек. Все выступали горячо и страстно. Местные товарищи, выражая благодарность красноармейцам за освобождение города, просили помочь в укреплении уездного ревкома и в создании советских органов на местах. Мы обещали сделать все возможное и, в свою очередь, призвали шадринцев активно включиться в объявленную мобилизацию, чтобы пополнить красноармейские полки.
Уже на следующий день к нам пришло пополнение. Мы разошлись по батальонам и ротам, беседовали с новыми бойцами. В большинстве своем это были шадринские рабочие, молодые и уже в летах. Те и другие натерпелись колчаковских бесчинств, горели желанием идти в сражение.
Большевики полка, пока находились в Шадринске, активно участвовали в наведении революционного порядка в городе, в создании местных Советов, проводили массово-политическую работу среди населения. На расширением заседании партийного бюро были рассмотрены многие организационные вопросы, в частности мы создали культурно-просветительную комиссию, которую возглавил Алексей Туров.
Комиссар, члены партийного бюро, агитаторы выступили перед горожанами с докладами и беседами, в которых осветили внутреннее и международное положение Республики. Организовали концерт красноармейской самодеятельности, открыли читальню, куда приходили и жители города, чтобы почитать книги, газеты и журналы.
В Шадринске я более внимательно ознакомился с материалами VIII съезда партии и сделал себе выписку из решения съезда, где говорилось:
«Уважение к коммунистическим ячейкам будет тем выше и незыблемее, чем яснее каждый солдат поймет и на опыте убедится, что принадлежность к коммунистической ячейке не дает солдату никаких особых прав, а лишь налагает на него обязанность быть наиболее самоотверженным и мужественным бойцом.»[54]
Это положение я часто зачитывал членам партии — как красноармейцам, так и сельчанам.