После ее интерпретации я спросил у аудитории: «Правильно ли отразила Гвен слова моего пациента?» Сразу же множество рук поднялось вверх. Один за другим присутствующие описывали, с чем, по их мнению, она не справилась. Хотя моя собеседница ответила, как и полагалось, в форме вопроса, она не отразила ровным счетом ничего из сказанного «пациентом». Ближе всего к истине она была разве что тогда, когда отметила, что меня «беспокоят» люди наверху. На самом же деле мое состояние нельзя было назвать беспокойством. Это был страх и гнев, и они не имели ничего общего с «шумными» соседями. Не громкие звуки «тревожили» меня, а использование смыва в туалете как условного знака для общения с людьми, пытающимися расправиться со мной!
Аудитория заметила, что Гвен не отразила моих идей, но почти никто из слушателей не смог сделать этого лучше, когда опробовал свои силы. Подобно первой участнице, они не обращали внимания на «сумасшедшие» детали. В единственном варианте, более или менее близком по смыслу к рассказу «пациента», прозвучало упоминание о смыве в туалете как сигнале для людей, находившихся в здании и намеревавшихся убить меня. Однако каждый, кто занимал место Гвен, избегал упоминать о моей анозогнозии, «отравленном» лекарстве и еще более странной параноидальной идее сговора между постояльцами лечебницы, планировавшими мое убийство.
Успокоив добровольцев тем, что я совершал точно такие же ошибки со своим братом, пока не научился применять рефлексивное слушание по методу 4С, я предложил скорректированную модель ведения беседы. Играя в этот раз роль слушателя, я сказал:
— Итак, Ксавье, если я правильно тебя понял, ты не болен и не нуждаешься в лекарстве. Это яд. Единственное, что со своей стороны я могу сделать для тебя, это помочь справиться с соседями. Каждый вечер они шушукаются с людьми в этом здании, которые задумали убить тебя. Так ты сказал?
Не дойдя и до середины этой речи, я заметил, как несколько человек заерзали на сиденьях, качая головой и хмуря лоб. Тогда я обратился к ним:
— Вижу, что многих коробят мои слова. Что именно вас смущает?
Один мужчина сорвался на крик:
— Вы только усиливаете отрицание!
— Как можно говорить этому парню, что лекарство отравлено?! Он же никогда его не выпьет! — добавила Гвен.
— Что еще вас беспокоит? — спросил я группу.
— Вы поддержали его бредовые идеи, теперь придется нырять в них с головой. Он захочет, чтобы вы расправились с соседями, — выразил свои сомнения еще один мужчина.
Женщина — социальный работник, подняла руку:
— Это противоречит всему, чему меня учили. Вы не должны спокойно повторять бредовые идеи такого рода, как будто согласны с ними. Вы только укрепляете больного в его правоте!
Я обратился ко всей аудитории с вопросом:
— Кому-нибудь из вас понравилось, что я сказал больному?
Пожилая женщина из первого ряда подняла руку:
— Мне понравилось! Больной захочет продолжать разговор, ведь вы говорите о важных для него вещах. Он не считает себя сумасшедшим и думает, что за ним охотятся, шутка ли!
— Как вы считаете, почему остальные чувствуют дискомфорт из-за того, что я в точности вернул больному сказанные им слова? — спросил я ее.
Она медленно повернулась, окидывая взглядом аудиторию, потом опять посмотрела мне в глаза и ответила просто:
— Они трусливые цыплятки.
Дождавшись, когда в зале утихнет смех, я поблагодарил мою неожиданную единомышленницу и подробнее остановился на ее мудром наблюдении.
Вы не добьетесь ничего, возражая человеку, который настойчиво цепляется за свои бредовые убеждения.
Во-первых, я ни разу не согласился с его мнением по поводу болезни и медикаментов, как и с высказываемыми им параноидальными идеями. Предваряя и завершая утверждения вопросами («Если я правильно понял» и «Так ты сказал?» соответственно), я лишь свободно использовал выражения самого пациента. Никоим образом я не оспаривал его представлений. Зачем спорить с психически больным человеком?
Напротив, всем своим видом я показывал, что намереваюсь только выслушать и понять его. Признаться, я никогда не имел привычки разубеждать людей с галлюцинациями и, насколько мне известно, не вводил в заблуждение бредовыми идеями. Вы не добьетесь ничего, возражая человеку, который настойчиво цепляется за свои бредовые убеждения. Кроме того, вы отобьете у него охоту говорить о проблеме.
Впрочем, вам нужно внимательно следить за собой, чтобы не угодить в ловушку. Больной может сделать вывод: «Похоже, ты согласен со мной, ведь так?» Или из той же серии, но с другим подтекстом: «Почему ты ведешь себя так, будто веришь мне?»
Сказать по правде, эти вопросы открывают перед вами важные возможности, о которых пойдет речь в следующей главе. А пока просто доверьтесь мне и разберитесь со своими страхами.