Я (не) согласна

Центр города я обошла за час и в «Урлу» вернулась, когда уже смеркалось. Комнату мне предоставили небольшую, но уютную: кровать, стол, шкаф. А больше мне ничего и не нужно. Из окна виден парк и кусочек реки. А за стеной раздаются весьма недвусмысленные охи, стоны и поскрипывания кровати. Конечно, я понятия не имею, Дамир ли там, но сердце подсказывает: он. И вроде бы он мне ничего не должен, хранить верность жене, которая еще и не жена вовсе, бессмысленно, да и сама я ему отказала, вот только от этого совсем не легче. Я вгляделась в зеркало, висевшее на стене: оттуда на меня смотрело вполне мальчишечье лицо, обрамленное короткими волосами: длинный нос, чуть раскосые глаза, густые брови, которых давно уже не касались щипчики, пятнами загорелые скулы… только губы, наверное, похожи на женские формой. Но сейчас они обветренные, шелушащиеся и совсем не красивые. Я могла бы быть куда привлекательнее: чуточку подвести глаза, придать форму бровям, позаботится о коже. Вот только это было мне сейчас недоступно, как платья, и перчатки, и тонкие чулки, и шелковое белье.

Во что ты ввязалась, Стефа? И для чего вдруг тебе захотелось носить чулки и белье? Не влюбилась ли ты в собственного мужа, который сейчас за стенкой предается похоти и разврату с хозяйкой гостиницы? Я упала на кровать, уткнулась в подушку и горько расплакалась.

Глава 19. Хлебная биржа

— Итак, что мы ищем в этом городишке? — с любопытством спросила я хозяина, пытаясь не отставать.

Труднее всего мне давалась походка. Привыкшая в детстве к постоянным «широко шагаешь — штаны порвешь», «девочка должна двигаться медленно и плавно», «ты принцесса, а не гренадер на параде», я совершенно не умела быстро ходить. Чтобы успеть за стремительным Дамиром, я то и дело срывалась на рысь.

— Почему ты думаешь, что мы здесь что-то ищем? — рассеянно спросил мужчина, останавливаясь так резко, что я едва не врезалась в его спину. — Может, мы отдохнуть приехали?

— Вы вчера отдохнули, — не удержалась я от шпильки. — Можно двигаться дальше?

— Ревнуешь?

— Кто, я? Богиня с вами, господин Ольхов! Скорее восхищаюсь вашей выносливостью!

Да, номер по соседству оказался его. И возня там затихла далеко за полночь. Я, разумеется, не выспалась да еще полночи проплакала, поэтому выглядела отвратительно помятой и сонной. Дамир же был бодр и доволен собой, едва ли не приплясывал. У-у-у, ловелас проклятый! Раньше меня совсем не задевало, что он расточал улыбки всем женщинам от младенцев в розовых чепчиках до древних старух, а сейчас я скрипела зубами, видя, как мой нареченный муж заигрывает с продавщицей готового платья. В небольшую лавку мы заглянули по дороге… по дороге куда-то.

Этот франт купил себе целых три белоснежных рубашки! Куда ему столько? У меня вот одна запасная, и мне хватает. А вот свежие штаны мне нужны, мои уже совсем ветхие. И то сказать — лет им уже прилично. Я в них еще в Галлии по улицам бегала. Прехорошенькая смуглая продавщица, сверкая раскосыми черными глазами (в ней явно текла степная кровь), быстро подобрала мне несколько широких славских портков со сборкой под коленом и немедленно взялась за иглу, ушивая их в талии. Такие штанишки, чем-то напоминающие дамские панталоны, по летнему времени здесь носили молодые горожане. Люди постарше подобный срам не наденут; купца или владельца лавки представить в коротких штанах и вовсе немыслимо. А вот разносчики газет, всевозможные курьеры, зазывалы и даже некоторые извозчики — словом, все те, кто активно носился по городу, зарабатывая себе на хлеб с маслом, такие удобные вещи просто обожали.

Продавщица намекнула, что для вечернего променада местная «золотая» молодежь тоже теперь выбирает «бриджи», порой даже с кружевами по низу — по франкской моде. Мол, в теплый летний вечер нет ничего лучше, как гулять по набережной в легком шелковом наряде. Я только фыркнула в ответ: местные комары, несомненно, будут очень рады доступному пропитанию и голые лодыжки модников искусают в кровь. Комарья тут немеряно: дни теплые, река рядом, за городом лес да болото. Для вечерних прогулок я предпочту портки подлиннее. Разболтавшись с черноглазой девицей, я и сама не заметила, как приобрела себе и короткие, и длинные штаны, тонкую батистовую рубашку и белые перчатки.

— Ума не приложу, зачем мне перчатки! — заявила я Дамиру уже на улице. — У этой девочки просто талант! Степняки — отличные торговцы.

— Эта девочка, между прочим, дочь степного хана, — просветил меня кнес. — Красивая, правда? Ума не приложу, как у такого страшилища родились столь симпатичные дети.

— Да, Аяз красавец, — не упустила случая поддеть славца я. — И эта… как ее… Рухия тоже. А что она вообще забыла здесь?

— Ее муж тут — человек хана. Здесь же хлебная биржа.