На лицах людей отразилась самая разная гамма чувств: от возмущения и гнева до внезапного ужаса. Кто-то остался невозмутим, кто-то даже не поднял глаз, один седовласый мужчина с аккуратной бородой недовольно покачал головой. А вот брюнет за столиком у окна едва удержался, чтобы не соскочить с места. Я бы на месте Дамира проверку начала с него. Что написано на его табличке? «Приграничная волость Котова», ага. Сделала себе пометку в блокноте.
Оглядев зал орлиным взором, Дамир выбрал себе жертву и, подойдя к чиновнику из Аранска, вежливо попросил его уступить стол. Это был тот самый мужчина с острой бородкой.
— А предупредить было нельзя, Даро… господин Ольхов? — укоризненно попенял старик. — Ладно, я всё равно уже хотел на площадь сходить до телег.
— Сходи и Степу с собой возьми, — благосклонно кивнул блондин. — Пусть поглядит на зерно, авось заметит что интересное.
— Я покажу, что есть нынче интересное, — недобро усмехнулся бородатый дядька. — А там уж вы сами разберетесь, что к чему. Нынче у нас тут веселье.
— Знаю, — кивнул Дамир. — Я для того и приехал. Повеселиться…
— Похвально.
Я поплелась за мужчиной обратно на площадь, хотя предпочла бы остаться с Дамиром. Но хозяин велел — слуга исполняет.
— Зови меня Захар Саввыч, — мягко дотронулся до моего плеча бородатый. — А ты, стало быть, Степан. А по батюшке?
— Степан Кириллович, — ответила я, вертя головой. — Только зовите просто Степой, непривычный я к фанабериям.
— Ладно, — кивнул Захар. — Чтобы ты понимал, Степа, что тут происходит, начнем со степняков.
Мы подошли к телегам, в которых золотились горы отборного зерна: чистого, крупного, с приятным запахом солнца. На мой взгляд, тут придраться было не к чему. Я б такое и для Галлии взяла, хоть совсем в пшенице не разбиралась. К нам тут же подскочил невысокий светло-коричневый человечек с раскосыми глазами и черной короткой бородой: далеко не красавец. После Аяза и Рухии он показался мне похожим на обезьянку.
— Ай, дорогой! — громко сказал он. — Не стесняйся, смотри! Зерно лучшее, отборное, высший сорт! Нигде такого не найдешь! Пусть мне хан голову оторвет, если обманываю тебя!
Я не удержалась. Тщательно вытерев ладони белоснежным платком, запустила руки в золотистую массу, пропустила сквозь пальцы, залезла по самый локоть: чтобы посмотреть, не насыпано ли снизу зерно похуже. Степняк щелкнул языком и подал мне ведро: дескать — так сподручнее будет.
— Хорошее зерно, — с хитрым прищуром сказал он. — Хоть всё перевороши.
Я ему верила.
— Почем? — коротко спросил Захар Саввыч.
— За пуд четыре серебрушки, за всю телегу два златых.
— Не жирно ли? — нахмурился бородатый. — Всегда за сотню пудов шесть златых брали, а у тебя сколько выходит?
— А ты сам посчитай, любезный, — не смутился степняк. — В телеге двадцать пять пудов…
— Э, ты мне голову не морочь! — взревел дядька Захар, вдруг превращаясь из столичного аристократа в деревенского кнеса. — Откуда двадцать пять пудов? Больше двадцати никогда не было!
— Мы торгуем честно, в отличие от ваших, — с достоинством ответил узкоглазый. — Не веришь — взвесь. Двадцать пять пудов, головой ручаюсь. Вот и выходит, что за четыре телеги — восемь златых. Всё верно.
— А у других шесть! А то и пять с половиной!
— Ну так иди у других покупай, — не остался в долгу степняк. — А на мой товар уж купец найдется!
— А и пойду! — плюнул на землю столичный чиновник. — Ишь, понаехали тут, рожи кривые.
Мне сделалось нестерпимо стыдно за поведение Захара Саввича. Разве можно так с людьми разговаривать? Это же совершенно гадко! Но степняк только усмехнулся, почесав бороду.
Я смущенно улыбнулась узкоглазому мужчине.
— Скажите, а вы Аяза Кимака знаете? — робко спросила я.
— А тебе зачем? — вдруг подобрался мужчина, сверкнув глазами.
— Родственник он мне. Супруга его Виктория — моя кузина.
Степняк внимательно оглядел меня — и лицо, и волосы, и фигуру, и кивнул, соглашаясь.
— И мать ее знаешь?
— Тетю Милославу? — удивилась я. — Разумеется.
— Племянник мне Аяз, — по-доброму улыбнулся мужчина. — Его отец — мой старший брат. Значит, и ты — родня моя. Как звать-то тебя, родственник?
— Сте… Степан я.
— Семь за сто пудов, Степан, — кивнул торговец. — По-родственному. Милославу увидишь — привет ей. Прошлым летом очень они нам помогли с супругом. Пускай еще приезжают.
Я кивнула, завертела головой — дядька Захар уже крутился у другой телеги, отчаянно ругаясь со светловолосым высоким парнем. Побежала к нему.
— Вот, Стёпа, глянь, — недовольно сказал он мне. — Зерно они продают, жулики!
Я глянула: со степным и не сравнить. Мельче, грязнее, с соломой какой-то.
— А сколько просят?
— Пять за сотню, — вздохнул Захар Саввыч. — Против восьми — существенная разница. А по сути в мельню — одна ерунда. Мука-то одинаковая будет.
— Только это вы еще перебирать будете, — заметила я.
В зерне я не разбиралась совершенно, но тут даже мне ясно было, что у степняков товар лучше.
— Перебирать, — грустно согласился чиновник. — И тонкой муки с десяти мешков будет не четыре, а три с половиной. И всё равно пять златых — это вам не восемь.