Ужин, или как его здесь называют, трапеза, тоже не разочаровал. Мяса в миске немного, но овощи вкусные, бульон крепкий, хлеб свежий. Разумеется, не как дома, но получше стряпни моей нанэ. Порадовало то, что усадили меня за общий стол — длинный, едва ли не на сотню человек. Женщин здесь много и старых, и молодых. В косынках с красным кантом всего трое, считая Миллисенту. Остальные в белых. Встречаются и хорошенькие мордашки. Интересно, что они тут забыли? Место настоятельницы, или Матери по-местному, пустует. Дар, впрочем, говорил, что тут дело нечисто. Вот и проверю.
— Госпожа Ольгэ, что вы думаете о нашей трапезе? — подошла ко мне Миллисента. — Достаточно ли сытно? Вкусно ли?
— Хлеб хороший, — подумав, отвечаю я. — Да и в целом все нормально.
— Прошу тогда в баню.
От неожиданности я едва не вздрагиваю. Нет, я не против бани, но моя тонкая душевная организация может быть насмерть раздавлена рыхлыми телами престарелых служительниц Великой Матери. К тому же мужчина в женской бане как-то неправильно. Тем более здесь. Сожрут ведь.
— Знаете, сестра, я сначала совершу молитвы. А потом уже баня.
— Хорошо, — легко согласилась монашка. — Я вам покажу, где молельня.
Не так уж тут и запутанно. Вот коридор, вот кельи. Баня в пристройке. На первом этаже столовая и кухня. Молельня, где меня оставили одного, сто раз уточнив, найду ли я дорогу обратно самостоятельно, в отдельном здании, соединенном с жилыми помещениями небольшой галереей.
В Степи не принято поклоняться женщине, разве что Шабаки — Звездной кобылице. А она и не женщина вовсе, а натурально лошадь, породившая от бога Ухтура степной народ. Звучит странно, а с точки зрения врача еще и нелепо. Вообще-то мы не сношаемся с лошадьми. Мы на них ездим. Солнцеликий Бог жил, разумеется, на небе, скакал на лошади по звездам, а женами у него были Зной, Дождь, Стужа и Пробуждение. Легенда гласит, что Ухтур свою кобылу любил значительно больше четырех жен, и однажды она обратилась прекрасной женщиной и ответила на его любовь. Разумеется, бог не стал медлить и красавицу тут же оприходовал. У него уже было множество детей, которые на небе не помещались и оттого жили на земле. От кобылицы же (легенда стыдливо умалчивает, в каком облике она рожала) появился на свет великий вождь, который и стал главным в Степи.
Получается, я потомок лошади, ведь не бывало в Степи, чтобы новым ханом стал чужак. Обычно у хана два-три десятка сыновей и полсотни внуков — всегда есть из кого выбрать. Впрочем, у моего происхождения есть несомненные плюсы: у вождей (я имею в виду настоящих, выдающихся вождей) обычно имеется своя Звездная кобылица. У прадеда она была где-то далеко, у отца моего и сейчас имеется, причем тоже принадлежит другому, а я свою Шабаки украл, стреножил и никому не отдам.
Время тянулось медленно, паук на алтаре, украшенном садовыми цветами, аккуратно плел свой узор. Наконец, я решил, что достаточно выждал, монашки заснули и можно идти искать эту самую лабораторию. Если на кого-то наткнусь — скажу, что заплутал. На втором этаже ловить нечего — разве что к настоятельнице заглянуть.
Впрочем, с настоятельницы я и начну. Она должна знать, где тут можно спрятать лабораторию. Хм, не уверен, что ее порадует тот факт, что среди ночи к ней вломится мужчина. Зато я целитель, погляжу, что к чему. Тихо здесь — ни одна половица не скрипнет. Помню, у Викиного деда в доме даже ступеньки по-разному поют. Я предлагал починить, на меня руками замахали. Дескать, привыкли уже, идущего по скрипам узнаем. Логика мне подсказывает, что комната настоятельницы должна быть в самом конце коридора, и двери там — высокие и резные. Замков здесь нет — правильно, чего стеснятся и скрывать в женском царстве?
Я осторожно приоткрываю дверь и по запаху лекарственных трав и старческого тела понимаю — угадал. Мирно спящей в постели женщине на вид лет восемьдесят. Беглое обследование показывает, что здоровье у нее железное. Не каждый юноша обладает столь крепким сердцем и прочими органами. Только, похоже, бабулю здесь чем-то травят: мозг работает плохо, кровь нечистая. И кормят скудно: сильно уж она худая. Понюхал склянки на столике возле кровати: всё понятно. Сона, родимая. Я ее запах хорошо помню. Только здесь еще что-то намешано. Тот, кто придумал этот дурман — гениален. Его бы талант — да в медицину!
Подошел к спящей женщине, дотронулся до плеча — так и есть, одурманена. Ну, из состояния опьянения я людей выводить умею. Почки почистить, кровь разогнать — это для целителя моего уровня особого труда не составляет.
Старушка открывает глаза: темные, живые.
— Кто вы? — скорее удивленно, чем испуганно спрашивает женщина. — Что вы вообще делаете в женском монастыре?
Настает моя очередь таращиться. Неужели мой маскарад настолько неубедителен?
— Меня зовут сестра Ольгэ, — уверенно отвечаю я.
— Серьезно? — приподнимает брови бабуля. — А давно у нас мужчин в послушницы принимают?
— А что, очень заметно, да? — грустно спрашиваю я, радуясь, что она не устраивает скандал.