Я (не) согласна

Остро не хватает кнута или сабли, недобрые предчувствия всё больше охватывают меня. Хотя здесь тесно, потолок низкий. От привычного оружия толку нет — не размахнешься. Наконец, я делаю то, что должен был проверить с самого начала: хватаюсь за пыточный круг и пытаюсь оторвать его от стены. Он не поддается, но довольно свободно вращается. После того, как я повернул его на четверть, что-то щелкает. Теперь круг становится дверью и открывается легко, показывая темный проем в стене. Впервые в жизни мне хочется обратиться к какому-то божеству и попросить защиты. Я выбираю пресветлую мать: всё же я на ее территории.

— Великая мать, защити и помни, что я будущий отец, — бормочу я и, готовя кинжал, ныряю в проход.

Здесь светло и прохладно. Первое, что бросается в глаза: сияющие медными боками пузатые баки и витые трубки. Меня охватывает приступ жадности. Я хочу этот великолепный перегонный куб почти так же, как хотел свою жену при первой встрече. Просто ощущаю, что мы созданы друг для друга. Оторвав глаза от оборудования, я оглядываюсь и вдруг понимаю, что просил богиню совсем не о том. На столе сидит женщина с роскошными золотистыми волосами, распущенными по плечам. По плечам, едва прикрытым тонкой кружевной сорочкой, красиво обрисовывающей женское тело.

— Прише-е-ел, — томно шепчет эта девица. — Я ждала…

Она красива, как ядовитая змея: столь же гибкая и опасная. Ничего, кроме омерзения, я не ощущаю.

Женщина изящно спрыгивает со стола и, вихляя бедрами, делает несколько шагов ко мне. Ее руки опускаются мне на плечи, пальцы скользят по груди, вызывая мурашки. Лучше бы я оставался одетым.

— Я тебя помню, — шепчет (или шипит?) гадюка мне в ухо, щекоча горячим дыханием. — Я тебя на всю жизнь запомнила. Ты мне ночами снишься…

Ее голос будто обволакивает меня, руки, ласкающие тело, обжигают и леденят одновременно. Я невольно отступаю, кинжал падает из ослабевших пальцев.

— Знаешь, я загадала, что ты будешь моим, — вкрадчиво говорит мне женщина. — Мы созданы друг для друга. Я сильная, но ты сильнее. Ты смотрел на другую, но она глупая и слабая. Всё, что в ней было — юность и смазливое личико. Ты ее забыл? Я знаю, забыл. Зря ты за нее вступился. Мальчики бы научили ее ублажать мужчин…

Еще шаг назад, и я упираюсь лопатками в стену. Женщина медленно опускается на колени, скользя губами по моему животу. Дыхание у меня начинает прерываться. Я закрываю на миг глаза и почти сразу ощущаю холод своего же кинжала аккурат около печени.

— Убьешь меня? — усмехаюсь я, запуская руки в ее роскошные волосы и массируя ей голову. — А труп как прятать будешь? Крови много, вонь, грязь… здесь пол земляной. Скоро утро. За мной следом придут… Дамир тебя найдёт даже на краю земли.

— Тебе это будет уже неважно, — усмехается женщина, чуть нажимая на кинжал.

— А тебе? Сколько ты уже здесь, в монастыре? Такая красивая, такая молодая, такая одинокая…

У меня всегда была слабость к волосам. У жены такие косы были… вот и у этой красотки шикарные пушистые волосы. Пропускать их между пальцами — истинное удовольствие.

— Ты же не думаешь, что я не выходила из этих стен? — смеется женщина. — Четыре года без мужчины — невозможно!

— Ты слишком красива, чтобы попасть на рудники, — шепчу я, не отнимая рук от ее волос. — Слишком хороша… Зря ты слезла со стола, там ты мне нравилась больше.

Она водит кинжалом по моему животу, слегка царапая кожу, а потом собирая языком капли крови. Она явно получает от этого удовольствие. Сердце у меня колотится так сильно, что дыхание сбивается.

— А у тебя кнут есть? — шепчет женщина. — Я его вспоминала… Ты был с ним таким грозным. Держу пари, ты им сможешь и приласкать.

Могу, конечно, но тебе об этом знать не обязательно. Это касается меня и Виктории. На миг я позволяю себе вспомнить, что мы с женой пробовали делать с этим кнутом и довольно усмехаюсь. Тело реагирует так, как ему и положено.

— Здесь с кнутом не развернуться, — честно отвечаю я, приближая ее голову к своему паху. — Но у меня есть не менее грозное оружие.

Женщина всхлипывает, прогибается в спине и взмахивает кинжалом, перерезая завязку кальсонов, которые тут же сползают. Я, не теряя этого мгновения, с силой сжимаю ее волосы и дергаю вверх. Люблю длинные косы — это уязвимое место у врага. Выбиваю у нее из руки кинжал, со всей силы прикладывая ее головой об стену. У меня нет никаких моральных мучений. Мы, степняки, с женщинами не церемонимся, а с ядовитыми змеями и подавно. Заламываю ей руки за спину, безжалостно рву сорочку и ее обрывками связываю руки и заодно затыкаю рот. Порезанными кальсонами вытираю живот от крови и ядовитых слюней этой гадины.

Даже в затуманенных от удара глазах читается ненависть. Надо было бить сильнее.

— К твоему сведению, Виктория — моя жена, — поясняю я. — Зря ты про нее вспомнила, очень зря.

Сейчас я жалею, что порезал все ремни на колесе для четвертования. Ее бы там закрепить, чтобы не сбежала. Хочется здесь всё потрогать, залезть в ящики, стоящие на полу, заглянуть в медные баки. Особенно манят меня толстые потрепанные тетради на одной из бочек.