На кресле сидит Джеймс — живой, настоящий, явно не мираж или призрак больного воображения. Он смотрит на него внимательно, серьезно, и словно собирается что-то сказать. У Уильямса в груди перемыкает от одного лишь этого родного взгляда, направленного точно на него, от одного хвойного запаха, который разом захватывает все внимание.
— Нам нужно поговорить, — слова звучат в унисон, когда Мэтт подскакивает к креслу, а Джеймс резко поднимается с места.
Мэтт никак не может восстановить дыхание — ведь до дома он попросту бежал, а Джеймс тем временем жадно всматривается в родные черты лица и втягивает теплый аромат альфы. Быть рядом с ним снова — чертовски правильно. Весь мир сужается вмиг до одного лишь Мэтта и больше абсолютно ничего не имеет значения.
— Молодые люди, мне вам не мешать или пойдете в комнату? — высовывается из дверного проема Тим, и Мэтт заметно краснеет и отводит в сторону взгляд. Уильямс, кажется, и правда забывает, что они здесь не одни. Но переводит дыхание, вскидывает взгляд и нервно улыбается.
— Джей, мне правда очень много нужно тебе сказать, идем в комнату? — просит он почти умоляюще, а Уильямс уже хватает его за руку, ощущая ее тепло.
— Как и мне, идем, — тянет он и нервно сглатывает.
В комнате Мэтта непривычный беспорядок, но даже на него Джеймс смотрит с каким-то теплом, когда сам Уильямс проходит к кровати и взглядом приглашает на нее Джеймса. Тот не мнется ни секунды, но стоит лишь сесть рядом, и слова словно вылетают из головы. В комнате виснет тишина, пока оба собираются с мыслями, и Мэтт вдруг выдыхает шумно и начинает разговор.
— Я говорил с твоим братом и отцом, — тихо произносит он, заламывая руки. Джеймс давно уже знает этот жест — Мэттью страшно волнуется. Однако слова удивляют, ладно Стив, но где Уильямс мог пересечься с Андре? — И твой отец… В общем, он рассказал мне немного о твоем детстве.
Джеймс стекленеет лишь на секунду, пока осознает сказанное, а потом вдруг не удерживается и смеется, откидываясь на простыни незаправленной кровати. Вся эта ситуация до ужаса абсурдна, вся их ссора кажется теперь попросту глупостью и от этого становится так легко, что Джеймс просто не может удержаться.
— А меня просветили в твое, — сквозь смех говорит Джеймс. Мэтт удивленно таращится на откровенно веселящегося Уильямса, и только после до него доходит смысл слов. — Знаешь, мне кажется наши родственники в разы умнее нас самих. А еще намного упрямее.
Мэтт и сам вдруг улыбается и заваливается рядом, торопливо отодвигая в сторону одеяло. То скользит, падает на пол бесформенной кучей, но на это настолько все равно в эту секунду, что никто и не обращает внимания. Все напряжение разом утекает за этим смехом, все переживания минувшего месяца словно растворяются подобно дыму сигарет в воздухе, и на душе становится невыносимо легко.
— И все же я хотел извиниться, — тянет тихо спустя несколько минут Мэтт, не отводя взгляда от этого расслабленного лица рядом.
— Брось, я с самого начала не считал тебя ни в чем виноватым, — отмахивается Джеймс с теплой улыбкой на губах. — Напротив, меня это поставило в такой ступор, что я даже на месте не успел уточнить, о чем ты говоришь, как ты уже сбежал.
— Глупо, — смущается Мэтт, но щеки мягко касается шершавая ладонь и с нежностью очерчивает.
— А ты простишь меня? — шепчет следом Джеймс. — Я ведь вел себя как полный придурок и тебе доставил немало хлопот, — голос немного срывается. Джеймсу все еще немного страшно услышать вдруг отказ, но Мэтт трется о ладонь, доверчиво тянется за ней.
— Я ведь тоже не винил тебя ни в чем, — отвечает Мэттью, и вдруг тонет в сильных и таких необходимых объятиях.
— Хочу быть рядом с тобой, Мэтти, позволишь? — Джеймс сжимает ладони крепче и втягивает сильнее запах, утопая и в нем, и в Мэтте.
— Дурак, — отзывается тот, обхватывая своего омегу ладонями и зарываясь носом в шею. — Я люблю тебя, как я вообще могу этого не позволять?
И Джеймс смеется тихо, жмурится сильнее, не в силах разжать руки и отстраниться. Он млеет от горячих ладоней, которые гладят его по волосам, млеет от жарких губ, которые целуют целомудренно в щеки и скулы, но от этого сердце сжимается и все естество охватывает теплом.
— Люблю, — шепчет Джеймс, зная, что на этот раз никуда не отпустит своего альфу, как и не позволит себе больше допускать таких колоссальных ошибок.
Мэттью замирает, хлопает с секунду глазами, а потом нежно целует в губы.
— Ты впервые говоришь это, — удивленно тянет он, а Джеймс лишь улыбается.
— Потому что дурак, — усмехается он, никак не желая выбираться из объятий. — Вот только не думай, что я только поэтому сразу выйду за тебя, — вдруг чуть серьезнее говорит он. Мэтт лишь расплывается в хитрой улыбке и приподнимает голову, глядя прямо в глаза:
— Хорошо, — кивает он. — Но спорим, что когда я предложу это, ты сразу согласишься? — он садится на кровати, тянет вперед ладонь и глаза смотрят с азартом и упрямством.
— Спорим! — Джеймс стискивает сильные пальцы в руке и усмехается сам. Потому что этот спор — он точно в этом уверен — будет однозначно проигран.
***