Я ненавижу тебя, чертов Уильямс! (СИ)

— Нет, — спокойный голос звучит за спиной слишком твердо и разом отрезвляет. — Ты же Джеймс, верно? Мэтт присылал ваши фотографии.

Уильямс стекленеет и сглатывает. Ну конечно, Мэтт должен был рассказывать обо всем отцу, он же, по сути, единственный близкий для него человек. Почему Джеймса это настолько выбивает, он и сам не понимает, но когда омега тянет его обратно, подается без лишних вопросов:

— Пойдем в дом, — говорит он, ослабляя хватку. — Я Тим де Вард, папа Мэтта.

И Джеймс заходит, идет следом в гостиную и садится на диван, куда ему указывают. Только теперь он обращает внимание на нетипичность этого омеги. Достаточно высокий, плечистый, с заостренными чертами лица и пронизывающим взглядом зеленых глаз, он выглядит весьма угрожающе. Несмотря на домашнюю одежду, волосы все равно стоят торчком вверх, а на лбу красуется заметный глубокий шрам. Уильямсу кажется, что сейчас его будут отчитывать по полной программе, но следующий вопрос окончательно ставит его в тупик:

— Ты голоден? Чай или кофе будешь? — Тим скрещивает пальцы между собой, и Джеймс теряется от непоколебимого спокойствия. То же спокойствие, которое есть в Мэтте, только не сглаженное улыбкой. Джеймсу даже паясничать не хочется едва ли не впервые в жизни.

— Нет, не стоит беспокоиться… — Уильямс качает головой и растирает свои пальцы. Тим улавливает этот жест и встает с места.

— Ты замерз. Что я за хозяин, если не отогрею гостя? Я принесу чай.

Он уходит, не дожидаясь ответа, а Джеймс оторопело смотрит вслед и испытывает острое желание провалиться сквозь кресло и пол. Та же забота, что у Мэтта, но куда более прямолинейная и настойчивая. Уильямс старается расслабиться немного, и вдыхает чуть глубже. В нос ударяет родной запах Мэтта, и Джеймс замирает, втягивает его чаще, глубже, потому что успел соскучиться слишком сильно, потому что так куда спокойнее.

Тим возвращается минутами позже и настойчиво впихивает в руки Уильямса чашку. Он дожидается, пока Джеймс сделает несколько глотков и только после этого расслабленно опускается напротив. Неловкая тишина повисает сверху, давит, и Джеймс в желании нарушить ее все же задает мучающий вопрос:

— Почему вы?..

— Пустил тебя? — предложение подхватывают и заканчивают, буквально срывая с языка. Тим откидывается на спинку кресла, прихватив со столика пепельницу, вытягивает сигарету из пачки и неторопливо затягивается. И Джеймс как завороженный следит за каждым жестом. Слишком схоже с Мэттом. Чересчур. — Этого я не скажу тебе пока, — продолжает прерванный разговор он. — Вы с Мэттом расстались?

Вопрос, прозвучавший в лоб, заставляет окончательно растеряться. Джеймс смотрит на серые вихры дыма в комнате и думает, что совершенно не был готов к такому допросу.

— Я не знаю, — за всей растерянностью слова слетают с губ сами собой. Джеймс вообще не ожидал, что Тим будет осведомлен и о подобном, но сканирующий взгляд не дает сомневаться — даже если Мэтт ничего не сказал сам, де Вард прекрасно понял, что произошло. — Я прекрасно знаю, что у Мэтта были все основания меня бросить, ведь именно я вел себя как скотина, именно я до последнего не верил, что он отличается от других альф. Но его слова… — Джеймс зарывается пятерней в свои волосы, сжимает их у корней, теребит и не понимает сам себя. Этих слов он не смог сказать Оливеру. Этого он не высказывал даже Стиву, который знал о нем абсолютно все, даже самое постыдное и личное. Но отчего-то именно Тиму, совершенно незнакомому человеку, Джеймс говорит. — Мэтт говорил, что не может простить себя. Черт возьми…

Джеймс выпивает чай залпом до дна и отставляет кружку в сторону, еще больше закапываясь в себе. В голове все путается страшно и не сходится, эти мысли грызут его последнее время постоянно, крутятся на повторе и не желают отступать. Если бы Мэтт злился на него за «использование», было бы проще понять эту ярость. Если бы Мэтт треснул его тогда или влепил бы пощечину, Джеймс бы принял это как должное. Но вот эта вина кажется ему необъяснимой, и совершенно нелогичной. Словно ему не хватает деталей для полной мозаичной картинки. Все не сходится.

— Я привык понимать альф, — Уильямс даже не сразу осознает, что произносит это вслух, но остановиться уже не может, да и не хочет на деле. — У них обычно до ужаса зациклено все на счет омег, и я считал Мэтта таким же, — эти мысли проносятся с особой болью. Джеймс вспоминает каждый нежный и теплый взгляд в свою сторону, и думает, каким идиотом надо было быть, чтобы отрицать все это. — Я успел привязаться к нему, но все равно упрямо продолжал твердить себе, что все это невзаправду, что Мэтт сорвется рано или поздно, покажет свое истинное лицо и попытается взять контроль в отношениях, как у меня то бывало раньше.