Упрямство. Это именно то, что не давало Джеймсу все это время признаться в своей неправоте, даже когда стало очевидно — Мэтт ему нужен. Уильямс ведь осознал это давно, да даже когда они только начали встречаться, Джеймс уже знал, что Мэтт его зацепил чем-то, иначе зачем был нужен весь этот фарс со спором. Уильямс знал, но отрицал до последнего, строил всех под одну гребенку и не слушал логичных доводов того же Стива. «А ты не предполагал, что он просто любит тебя?» — кажется так звучали его слова. Джеймсу взвыть сейчас хочется, он впивается и второй ладонью в голову, и все что наболело, продолжает рваться наружу.
— Я только еще больше запутал сам себя, — слова звучат жалко, но правдиво. Уильямс жмурится от этой правды и говорит все дальше и дальше: — Я понимаю, что не достоин, но хочу быть с Мэттом, потому что еще никогда не испытывал даже близко ничего такого. Даже сейчас, — Джеймс вскидывает свой потерянный взгляд вверх, — сидя перед вами, я чувствую лишь его запах, и в груди все просто разрывается от желания оказаться рядом. Просто быть рядом. Не встречаться, — Уильямс трясет головой из стороны в сторону и чувствует, как срывается голос. — Но хотя бы не наблюдать за убегающим силуэтом, иметь возможность говорить.
Вся подноготная лезет наружу, крыша сползает окончательно за всеми переживаниями, за манящим родным запахом альфы, такого до невозможного необходимого и важного. Все, что прожигало весь этот месяц до дыр, оказывается сейчас на виду. Но Тим не перебивает и слушает.
— Хочу понять его… — голос срывается окончательно до хриплого шепота. — Хоть раз хочу понять, что на самом деле творится в его дурной башке.
Слова затихают в неловкой, мертвой тишине. Джеймс дышит часто, смотрит на спокойное лицо Тима и думает, что только что поставил во всем решающий крест. Он только что признался, что использовал сына этого человека, и вряд ли хоть один нормальный отец оставит это безнаказанным.
— Я пойду. Простите… — Джеймса колотит и он старательно старается подняться на трясущиеся ноги, но не успевает.
— Я не отпускал тебя, — звучит строгий голос совсем рядом.
Тим слишком быстро поднимается, и так же неуловимо садится на подлокотник кресла. Джеймс ожидает оплеухи, но точно не того, что его разом сгребут в такие крепкие и молчаливые объятия. И от них веет таким теплом и заботой, что Джеймса накрывает окончательно. Он чувствует себя несмышленым подростком, который дает слабину, утыкается в эти теплые руки и пытается успокоиться, ерошит себе волосы сильнее. Его всего колотит неимоверно, все чувства вывернуты наизнанку, а эмоции зашкаливают столь сильно, что, кажется, разорвут сейчас на части остатки рассудка. Но Тим мягко отстраняет от волос ладони и по-отечески гладит по голове.
— Успокойся и запомни одну вещь, — слова де Варда звучат твердо и настойчиво. — Хоть Мэтт и пытается скрыть, но я вижу, что он любит тебя, — Джеймс замирает и поднимает опустошенный взгляд от пола, косится неверяще, пока Тим продолжает. — Я не знаю, что между вами произошло, да и думаю, этого мне знать не положено. Но в одном я уверен: что ты, что он, вините только себя. Из-за не сказанных вовремя слов, или же простого непонимания, но это становится стеной между вами.
Джеймс просто не может в это поверить. Его больше не трясет так сильно, а потому Тим отстраняется, садится удобнее и снова прикуривает.
— Вы никогда не говорили с ним о детстве? — вдруг спрашивает он. Уильямс удивленно косится на де Варда, но качает головой — о своем детстве он вообще старается не говорить. — А зря, — хмыкает тем временем Тим. — Что-то мне подсказывает, что корень вашего недопонимая, как и твоей нелюбви к альфам лежит именно там.
В воздухе снова повисает серое облако дыма.
— С Мэттом что-то произошло в детстве? — Джеймс нервно сглатывает и впервые задумывается о том, что никогда даже не предполагал копаться в прошлом Уильямса. Тот выглядел приличным ребенком из хорошей семьи, и этот образ не оставлял сомнений у Джеймса ни разу.
— Можно и так сказать, — Тим откидывается обратно на спинку, а взгляд становится чуть более отстраненным и далеким. — Я, знаешь ли, далеко не пример хорошего отца, и очень долго не замечал, как мои поспешные решения влияют на моего же ребенка.
Де Вард вздыхает и протягивает Джеймсу пачку с сигаретами. Тот вытягивает одну, торопливо прикуривает и окончательно обращается в слух — в душе уже успевает поселиться непонятное волнение.
— Ты же был у нас дома, верно? — Тим не дожидается кивка, он знает это точно. — И наверняка рассматривал фотографии на полках. Никогда не задумывался над тем, почему в нашем доме нет ни одного упоминания второго отца? — Джеймс ловит на себе внимательный взгляд и качает головой. Эти мысли проскальзывали слишком мимолетно, и Уильямс никогда не задумывался над этим всерьез. — А потому что Мэтт его боится. Но еще больше он боится стать таким, как он.