Я ненавижу тебя, чертов Уильямс! (СИ)

Мэтт неловко разворачивается, теряет зрительный контакт и вздыхает чуть спокойнее. Ноги ватные, все тело налито тяжестью и в голове страшно шумит и барахлит. Прохладный паркет касается стоп, и Мэттью впервые удивляется, как не сгорел еще — все тело кажется настоящей батареей. Он подходит к тумбе, смотрит на нее невидяще, пока сзади не раздается новое указание:

— Достань смазку. Верхний ящик, — в голосе Джеймса даже сквозь холод слышатся предвкушение и интерес.

Мэтт тянется к ящику, выдвигает его и замирает под тихие шаги за спиной. Он сглатывает один раз, другой и пытается собрать картинку воедино, потому что та заметно плывет в расплавленном воздухе.

— Доставай, — повторяет Джеймс шепотом рядом с загривком. — Ты же не струсил?

О нет, Мэтт не трусит. Но от созерцания боевого арсенала Уильямса его окатывает таким возбуждением, что весь мир на секунду распадается тысячей осколков, прежде чем собраться воедино. Одно дело видеть все в порно на экране, другое — созерцать вживую. У Джеймса настоящий склад из вибраторов, колец, анальных шариков, зажимов и прочих игрушек. Разных размеров, разных расцветок, разных форм. Мэттью торопливо вытягивает смазку, и Джеймс тут же забирает ее из горячей ладони.

— Представляешь, как это может оказаться в тебе? — продолжает дразнить он, щелкая колпачком. — А знаешь, какие ощущения можно при этом испытать? Например, вот от этого…

Джеймс смотрит через плечо Уильямса и свободной рукой ловко подцепляет пробку. Он нарочно касается ей ладони Мэтта — тот ощущает гладкую, приятную на ощупь поверхность и заливается краской еще сильнее, хотя, кажется, дальше уже некуда.

— Нет, хозяин, — шепчет он. Горло не слушается и хрипит, звук выходит скомканным, задавленным, и Джеймс усмехается все сильнее.

— Послушный мальчик никогда не играл с собой? Значит, сейчас узнаешь, — его довольный голос сливается с прохладной влагой, которая ползет между ягодиц. Мэтт даже понять ничего не успевает, не успевает собраться с мыслями и подготовиться морально, а пальцы уже скользят по заднице, обводят напряженные мышцы и дразнят круговыми движениями. Мэтт давится вздохом и хватается за тумбу под тихий издевательский смех.

— Наклонись сильнее и раздвинь ноги, — указывает Джеймс и чуть надавливает на колечко мышц.

Мэтт задыхается, но торопливо выполняет. Он утыкается взглядом в чертову тумбу, но не видит ее, потому что Джеймс водит неторопливо, размеренно, чуть надавливает и отступает; надавливает и сползает рукой к мошонке; обратно и снова давление, пока палец, наконец, не проникает внутрь на фалангу, чтобы тут же исчезнуть. Это пытка, сладкая пытка, а Джеймс не торопится совершенно. Мэтт чувствует только, как разрывает от частого дыхания легкие, как дрожат ноги и как дразнит чертов палец сзади. Это становится приятным, но слишком незначительным. Это ненавязчивое движение не дает сосредоточиться ни на чем, в том числе и на новом давлении. Палец исчезает, вместо него между ягодиц скользит что-то куда более весомое, гладкое, приятное на ощупь…

«Пробка», — Мэтт жмурится и поджимает пальцы на ногах, когда закругленный смазанный кончик чуть сильнее давит.

Уильямсу немного страшно, но Джеймс все так же не думает торопиться, напротив, он действует аккуратно, почти мягко и наблюдает. Наблюдает и впитывает в себя каждую дрожь. Наблюдает и круговыми движениями понемногу проталкивает игрушку внутрь, миллиметр за миллиметром. С Мэттом не так, как с омегами — туго, волнующе, сладко. Он не стонет блядски, не кричит о своем желании, но смущается, возбуждается, постепенно теряет себя. Джеймс давит сильнее и ослабляет напор, прокручивает кончик и едва ли сдерживается, чтобы дышать размеренно и спокойно. Ему нужен контроль, а контроль летит к чертям вместе с шумными вздохами и вцепившимися в тумбу пальцами, вместе с Мэттом, который слабо дрожит всем телом, но не от боли, а от предвкушения и желания. Мэтт девственник — эта мысль так же добавляет своего жара и прелести. Джеймса буквально выкручивает от осознания, что он будет первым, что он единственный пока, кто увидит этого альфу именно таким, доведенным до крайности. А Джеймс точно уверен, что доведет.

— Ты расслаблен даже сейчас, верно? — Джеймс почти мурлыкать эти слова готов, но он еще помнит свою роль, играет ее грубо и небрежно. Мэтт вздрагивает и пробка проникает чуть глубже. — Любой другой альфа давно бы взбунтовался, попытался прекратить, а ты ловишь с этого кайф, гребаный извращенец.