Я ненавижу тебя, чертов Уильямс! (СИ)

Он не дает ни о чем подумать, да Мэтт и не сможет в таком состоянии, а просто валит его на спину и впивается в губы, пока рука опускается на член. Джеймс целует жадно, впечатывается губами в губы, ласкает языком, а Мэтту хватает пары движений, чтобы спустить и выгнуться на кровати. Чтобы хрипло простонать прямо в губы и утонуть в хвойном свежем запахе, который просто сводит сейчас с ума.

Мэтт оседает обратно и бессмысленно смотрит перед собой. Джеймс глядит жадно на это распластанное тело, сглатывает и старается взять себя в руки. Это еще не конец. Нужно еще немного выдержки, ведь так хочется попробовать…

Джеймс поднимается на ноги и старается дышать ровнее. Он идет обратно к тумбе, подцепляя то, чего хочется больше всего, а заодно вытягивает из второго ящика полотенце, перед тем как вернуться назад. Одного взгляда на Уильямса хватает, чтобы в который раз осознать, насколько же сильно Джеймс его сейчас хочет. Молодой, красивый альфа, с крепким, но не крупным сложением, влажными каплями и белесыми разводами на животе, с неопавшим до конца членом. У Джеймса в горле стоит плотный ком от того, что этот альфа принадлежит сейчас только ему. У Джеймса в голове туман, потому что такого он не испытывал ни с одной омегой, а альфы все поголовно пытались завалить его самого. А Мэтт лежит и млеет. Не наигранно, такие эмоции просто невозможно вообразить.

— Тебе понравилось.

Джеймс опускается рядом и мягко касается бедер полотенцем. Мэтт заметно вздрагивает, пытается сфокусировать взгляд, но выходит слишком плохо. Его губы слабо шевелятся, пытаясь выдавить обычное «да», но даже голоса сейчас нет. Джеймсу и не требуется ответа. Он обводит махровой тканью пах, скользит ей невесомо по члену, стирает все белесые капли с живота. Его пробирает какой-то нереальной нежностью от того, как снова заливаются румянцем щеки Мэтта, как он силится выдавить из себя хоть слово. Но на лице отражается все та же ухмылка — Джеймс еще не закончил игру.

— Я… могу… — слабый хрип прерывается с легким ударом все тем же полотенцем.

— Я сам буду решать, что ты можешь, — спокойно, но строго отвечает Джеймс и снова обводит пах. Мэтт тихо стонет и дергается — член еще слишком чувствительный, и Уильямс это прекрасно знает. — Не рыпайся, — предупреждает он.

Полотенце сползает по стволу вниз, а пальцы, будто нарочно, цепляются за яички и ползут ниже.

— Совсем никуда не годится, — Джеймс презрительно цокает и качает головой. — Ты весь грязный здесь.

Словно в подтверждение слов он поднимает перед лицом Уильямса влажные от смазки пальцы. Мэтт теряется, силится свести ноги вместе, но получает по бедру полотенцем в опасной близости с пахом.

— Я сказал не рыпаться, — повторяет Джеймс строже. — Вставай на колени, руки перед собой на кровать.

Мэтт вздрагивает, но с трудом перекатывается на прохладной простыне и поднимается на колени. Все тело до сих пор окутано сладкой негой, и будь это позволено, Мэтт с радостью бы завалился сейчас спать. Но он чувствует. Чувствует ленивое возбуждение, не такое оглушающее, как прежде, но так и не ушедшее до конца. Чувствует грубые ладони, которые обводят теперь его ягодицы. А еще — чувствует запах Джеймса, и это перечеркивает собой все остальное. Мэтт знает, что тот возбужден ничуть не меньше, и это лишь подстегивает инстинкты, сильнее поджигает и без того непомерное желание. Уильямс прогибается в спине и утыкается лицом в кровать. Постыдная поза. Унизительная. Потрясающая.

— Ноги шире, — поправляет Джеймс и ведет полотенцем по промежности, прямо по стопору пробки.

Мэтт радуется тому, что теперь его лица точно не будет видно, а все звуки можно глушить о матрас. Потому что поглаживания продолжаются, снова распаляют постепенно, снова разжигают внутри пожар. Член крепнет, и с него срывается вниз новая капля. Джеймс водит уже своими руками и по спине, и по ягодицам, и между них, а Мэтт… Мэтт давит в себе нарастающие стоны, которые буквально разрывают легкие.

— Ну-ну, так не пойдет, я хочу слышать тебя, — хмурится Джеймс, а пальцы вдруг резко опускаются на стопор. — Быть может, тебе мало? Не достаточно унизительно? Тогда исправим это…

В секунду, когда пробка с громким хлюпом выходит из тела, Мэтт вцепляется зубами в простынь, чтобы хоть немного заглушить стон. Без нее слишком пусто — тело уже привыкло. Без нее мышцы сокращаются, а Мэтт давит абсолютно сумасшедшее желание завести руку за спину и трахнуть себя пальцами. Наверное похожее чувствуют омеги во время течек. Но Мэтт все же сдерживается, зато Джеймс уже очерчивает покрасневшие края пальцами, и это до раздражающего приятно.

— Все же пробка слишком мала для такого извращенца, как ты, — рассуждает вслух он и чуть проталкивает пальцы внутрь.

Мэтт едва заметно подается назад, но как назло пальцы тут же исчезают, что ему взвыть хочется от этой зудящей пустоты. Он даже не замечает, что член снова крепко прижимается к животу — все мысли об исчезнувшей ладони.

— Нет-нет, пальцы — это тоже слишком мало, — голос Уильямса звучит задумчиво, опасно. — А вот это вот в самый раз.