Я ненавижу тебя, чертов Уильямс! (СИ)

Совсем не так. Окажись Мэтт в итоге подонком, было бы хоть и больно, но проще. Окажись Мэтт хоть немного другим, и Джеймс не переживал бы так сильно, как теперь. Если подумать, то впервые в жизни его настолько сильно выбивают из колеи отношения. Хотя были и более длительные, и более насыщенные, но ни с одной парой не было так идеально, как с Мэттом. Джеймс впервые почувствовал, что человек действительно стал для него недостающим кусочком паззла, который теперь выдрали с корнем и оставили огромную дыру. Джеймс сам приложил усилия, чтобы оторвать его, и от этого еще паршивее.

— Эй, Джей? — Стив таращится удивленно, так что даже ладонь замирает на волосах.

Брат не трясется, не орет в голос, но под алкоголем вся стойкость и выдержка дают трещину, и по щекам катятся прозрачные капли. Стив не помнит, когда последний раз брат плакал при нем. Наверное, это было на похоронах папы, а может чуть погодя, когда начал спиваться Андре. Но после этого — ни разу, как бы плохо и больно не было.

— Не-не-не, тебе хватит… — Джеймс пытается нащупать бутылку, но Стив лишь перехватывает запястье и тянет осторожно брата на себя, усаживая его на диван.

— Меня сейчас вывернет, — сообщает ему младший.

— Поэтому идем в душ, надо привести твою тушу в порядок. О чем ты вообще думал, когда пил столько?..

Стив ворчит, но помогает Джеймсу подняться и старается обходиться без резких движений. Он почти на себе дотаскивает брата до ванной, запихивает внутрь и идет за солевым раствором. Процедура не из приятных, но и столько пить попросту вредно — не сделай это сейчас, и завтра Джеймс просто с кровати не встанет. А потому Стив возится как с нерадивым подростком, впервые нажравшимся в хлам на вечеринке. Поэтому он помогает привести себя в порядок, по ходу дела окончательно выясняет, что произошло, а потом тащит слабо сопротивляющуюся тушку на кухню и отпаивает уже крепким чаем.

— Как же паршиво, — шепчет Джеймс и смотрит в коричневую гладь кружки. — Знал бы…

— Если бы ты знал что-то изначально, все вообще могло не сложиться, — твердо говорит Стив. — Выше нос, Джей, кто из нас тут обычно горы готов свернуть из-за своего упрямства? — усмехается он. — Уж точно не я, я не такой баран.

— Ты просто скотина иногда, братец, — качает головой Джеймс.

— Зато эта скотина заботится о тебе, радуйся, — фыркает Стив.

Джеймс и вправду немного радуется в эту секунду. Во всяком случае, рядом со Стивом не настолько одиноко, и больше нет желания забраться на стену или в самый темный уголок.

— Он не простит меня ни за что, — Джеймс мысленно перебирает варианты, пытается найти хоть какую-нибудь лазейку. — Я бы не простил.

— Не равняй его с собой, — перечит Стив. — Мэтт уже доказал, что не оправдывает твоих ожиданий. Дай ему и себе остыть и действуй. Ломай дрова, иди напролом или что ты там обычно творишь?

— Херню, — вздыхает Джеймс.

— Вот ее и твори. Не верю я, что все так закончится. Только не в этот раз.

Голос Стива звучит слишком уверенно, и это вселяет слабую надежду. Но надежда гаснет, едва Джеймс вспоминает абсолютно потухший и убитый взгляд перед собой. Он ведь хотел держаться подальше, чтобы больше не делать больно? Тогда почему сердце в груди заходится таким отчаянным ритмом лишь от мысли, что есть возможность все вернуть? Но в одном Стив прав точно — нужно хоть немного времени, чтобы остыть им обоим.

***

— Не привык я это говорить, но это какой-то кошмар, — Гилберт падает на подоконник и тянется за зажигалкой, которую уже услужливо подставляет Доминик.

— Это еще мягко сказано, — присвистывает Хедервари и прикуривает сам.

Им обоим нужно хоть немного расслабиться, ведь нынешний рабочий день летит по наклонной вниз. Здесь же стоят и Феликс, и Феличиано, и Альфред, и даже Кику в кои-то веки не заперт в своем изоляционном кабинете. Компания немного непривычная, особенно если учесть, что не хватает Мэтта, который, слабо отшутившись, пошел за кофе, и Джеймса, смена которого еще не началась.

— И что мы будем дальше делать? — спрашивает Феликс, приподнимая светлые подкрашенные брови.

Вопрос виснет в воздухе и в общем напряжении. Весь день идет совсем кувырком. Вся слаженная работа рушится об одну единственную барахлящую шестерню, и имя ей — Мэтт. То, что кажется обыденным и уже давно привычным, оказывается все время крепко поддерживалось Уильямсом и теперь просто никак не может поймать знакомый ритм. А Мэтт косячит. За ним обычно не замечается ни единой ошибки, но теперь он абсолютно рассеянно смотрит на съемочную площадку, никак не может собраться с мыслями, подтолкнуть всех в нужный момент и настроить на рабочий лад. Он пытается, но все время замыкается в себе, словно вообще в данный момент находится не в этом мире. И это очень сильно мешает и сбивает с толку.