Я ненавижу тебя, чертов Уильямс! (СИ)

Джеймс жалеет. Жалеет настолько, что будь возможность, он бы отмотал время до первой встречи и запихнул бы все свои слова и выпады в сторону Мэтта куда подальше, чтобы те и не думали срываться с языка. Но Джеймс не может вернуть сделанного, да и, признаться, не думает, что это хорошая мысль. Он в полной мере осознает, насколько дерьмово поступал все это время, но не собирается прикидываться дурачком и закрывать на это глаза. Ответственность за содеянное полностью на нем, и юлить просто не в правилах Джеймса, не говоря уже о том, что это мерзко по отношению к Мэтту.

Тот, к слову, ворочается от солнечного света, забавно жмурится во сне и приоткрывает глаза.

— Доброе утро, — зевает сладко Мэтт и, подумав с секунду, тянется ближе за поцелуем.

Джеймс удивленно отвечает и тонет в этой нежности, тонет настолько, что голова идет кругом, а все мысли забываются, пусть лишь на миг, лишь на мгновение. Джеймсу отчаянно хочется продлить эту секунду, остановиться в ней и заткнуть себе, желательно, рот, чтобы все же не высказывать всего, не ломать этот шаткий мостик понимания. Но понимания никогда не будет за ложью, Джеймс это знает. Знает, но все равно поддается чужим губам, чужим ладоням, которые зарываются в спутанные за ночь пряди и гладят мягко, с особым трепетом. Уильямс даже не замечает, когда Мэтт оказывается сверху, когда успевает перекатиться на кровати, настолько в его голове все одурманено этим поцелуем. Джеймс даже не замечает, что впервые, кажется, ведет не он, и от этого не противно, от этого только еще больше щемит сердце.

— Мэтт, Мэтти… — дыхание срывается на словах, никак не желающих вплетаться в реальность. — Надо поговорить…

Джеймсу нужно было сказать это твердо, нужно было сразу пресечь все, чтобы не делать Мэтту еще больнее. Но сейчас Джеймса ведет на запах, ведет на чертову нежность и он попросту плавится от нее. Виной тому не возбуждение — отчаянное желание быть ближе в эту секунду, быть хоть кому-то нужным.

— О чем? — Мэтт шепчет в губы.

Растрепанный, с поалевшими щеками и полностью раздетый — он выглядит просто потрясающе. Джеймс тихо стонет от одного лишь этого вида и впивается обратно в губы. Еще немного близости, совсем малость…

Сейчас все не так, как ночью. Вся похоть осталась под пеленой темного неба вместе с томительным ожиданием и диким желанием. Вместе с подчинением и этой странной игрой, где Мэтт всего лишь вещь. Сейчас Джеймс отдает всего себя, когда мягко скользит руками по телу и целует щеки. Сейчас ему отчаянно хочется быть нежнее.

— Ты как себя чувствуешь? — шепчет Джеймс, сползая поцелуями на шею, обводя языком синеющую вену.

— Нашел когда спрашивать, — отвечает с тихим смехом Мэтт. Ему на ягодицы опускаются ладони и разводят их в стороны, так что Уильямс тихо охает. — Мышцы немного ноют, — все же откликается он и роняет тихий стон. — Но в остальном — потрясающе…

— Хорошо… — Джеймс сглатывает и все же переворачивается вместе с Мэттом на кровати, нависает сверху.

Так в разы удобнее спускаться рваными поцелуями по телу вниз. Так лучше виден подрагивающий от возбуждения живот и грудная клетка, которая вздымается от частых вздохов. Джеймс больше не думает, когда очерчивает пах ладонью по коротким светлым волоскам. Не думает, когда вбирает в рот крупный член наполовину и старательно сосет. Если прикинуть, Джеймс еще ни разу, не считая прошедшей ночи, не отсасывал альфам и за такие предложения раньше вполне мог убить. Но сейчас ему все равно даже на это. Хочется сделать приятно, хочется, чтобы сдерживаемые стоны срывались с губ громче и слаще.

— Джей…

И Мэтт вторит желаниям, тихо стонет, когда язык ощутимо обводит уздечку и спускается вниз. Ловит воздух, когда плоть упирается в горло, а ладонь Джеймса взвешивает яички, мягко перебирает их, слабо оттягивает. Его волосы щекотно скользят по бедрам, но даже это приятно, даже от этого тело дрожит от возбуждения, а по нервам ползут миллиарды приятных импульсов.

— Джей, не могу больше…

Мэтт всхлипывает и прикрывает глаза. Ему хочется продлить это еще ненадолго, хочется растянуть это ощущение, удержать разрастающийся внутри ком. Но он просто не в силах сдерживаться, когда хорошо настолько, что перед глазами темными пятнами ползет потолок, а дыхание сбито ко всем чертям. А Джеймс не отстраняется, лишь втягивает член в рот усерднее, смотрит хитро из-под прикрытых наполовину век. И Мэтту стыдно, чертовски стыдно в эту секунду, когда тело резко сдавливает спазмом, а сперма каплями стекает по губам Уильямса. Тот поднимается, слизывает, словно напоказ, и вдруг дергает головой, точно избавляется от лишних мыслей. Мэтт видит, как скользит по лицу неясная тень и от этого становится откровенно не по себе.

— Джей? — Мэтти приподнимается, тянется было рукой к лицу, но Джеймс останавливает, сползает с коленей и садится на противоположный конец кровати, к самой спинке.

— Мэтти, нам правда надо поговорить, — его голос звучит глухо, немного хрипло, но тускло. Мэтта пробирает холодной дрожью от самого тона.