Я никогда не была спокойна

Разговор происходит в кабинете начальника Красной армии. Он одет в безукоризненную военную форму. Он признается, что не понимает, как женщина, отдавшая всю свою жизнь социалистическим идеалам, может захотеть покинуть единственную в мире страну, где эти идеалы воплощаются в жизнь.

Балабанова. «Понимаете, Лев Давидович, я нахожусь на острие бритвы. Еще немного – и я превращусь в демагога. Все изменилось, и, не имея возможности сказать правду, я предпочитаю уйти. За свою жизнь я произнесла тысячи речей, возможно, я не раз ошибалась, но ни разу из моих уст не прозвучало ни одного слова, которое не соответствовало бы моим глубоким убеждениям».

Троцкий. «Если хочешь добиться цели, надо иметь и средства…»

Балабанова. «Что бы вы сказали, если бы Зиновьев заразил вашу армию своими демагогическими речами?»

Троцкий. «Если Зиновьев хороший агитатор, то почему бы и нет?»[497]

Балабанова знает, что Троцкий не верит в то, что говорит: если бы Зиновьев только вздумал сунуть свой нос в военные дела, Троцкий бы жизнь его превратил в ад. Анжелика нетерпеливо встает и направляется к двери. Он останавливает ее, просит снова сесть.

«Подумайте еще раз, товарищ, не уходите. Правительство готово предложить вам любую работу. Не хотите ли занять пост наркома пропаганды, не для одной России, а для всей Европы?»

Предложение заманчивое, обещающее большую международную известность, как нельзя лучше подходящее для профессионального агитатора-пропагандиста. Но это еще один способ заманить ее в ловушку, привязать к себе, заставить подчиняться. Анжелика отвечает отказом. Троцкий настаивает и делает ей другое предложение.

Троцкий. «Послушайте, мы собираемся создать университет для офицеров всех стран. Вы могли бы стать его ректором. Вы понимаете, какое это обширное поле деятельности?»

Балабанова. «Не нужно настаивать».

Троцкий. «Подумайте еще раз, пожалуйста. Завтра, в четыре часа дня, я пришлю вам одного из своих помощников: он лучше объяснит наш проект»[498].

На следующий день, точно в срок, в доме Балабановой появляется армейский офицер, идеальная троцкистская модель: он рассказывает Анжелике даже о том, сколько бумаги ей потребуется для работы. Через полчаса звонит телефон. На другом конце провода Троцкий. Она благодарит его, объясняет, что не может принять предложение, так как хочет вернуться в Италию. Он приходит в ярость и не скупится на саркастические восклицания: «Ах! Значит, вы предпочитаете, чтобы итальянская монархическая армия во главе с Серрати напала на нашу страну? Вы предпочитаете Италию и ваших итальянских товарищей? Вы предпочитаете буржуазные страны?»

Это последний их разговор в России. Однако событие, предрешившее разрыв, произошло несколькими месяцами раньше. Троцкий хвастался тем, что собрание рабочих вынесло решительное осуждение итальянских социалистов, «они дали хороший урок для этой говённой нации…»

– Но что русские рабочие знают об итальянских делах? – спрашивает она.

– Вот как надо говорить с этими вашими товарищами! – кричит Троцкий, стуча револьвером по столу.

– Если это и есть ваши аргументы, то я тоже могу к ним прибегнуть, – отвечает Анжелика, замахнувшись палкой, которую она носит с собой для самообороны[499].

Глава двадцать первая Побег из ада