Я никого не хотел убивать

— Мне иногда кажется, Леночка сама ничего не знает о том, что это она лишила жизни грязного подонка! — пояснила Татьяна. — Да и не удивительно. В тот момент она была совершенно неадекватной…

Справившись с нахлынувшими эмоциями и окончательно стерев салфеткой размазанную тушь, Татьяна понуро склонила голову и еле слышно произнесла:

— Когда я снова вошла в комнату Ивана Никанорыча, он был уже мёртв.

— Тогда-то ты и решила избавиться от возможных улик? — поинтересовался я.

— У меня не было другого выбора.

Лихачёва хоть и неохотно, но всё же ответила на поставленный мною вопрос, вероятно, наконец-то поняла, что со мной лучше не спорить.

— Не придумав ничего лучшего, решила пожертвовать собой и признаться в убийстве, которого не совершала? — укоризненно спросил я.

— Да. Примерно так всё и произошло. Я вернулась к Леночке и созналась в том, что в порыве гнева совершила непреднамеренное убийство.

В знак благодарности за моё участие она постаралась улыбнуться. Однако ей это не удалось. От того, что в её голове кружились беспорядочные мысли, вымученная улыбка гораздо больше походила на оскал раненной волчицы.

— Так запросто и созналась? — с недоверием переспросил я, опасаясь, что моему ангельскому терпению наступит конец.

— Нет! Прежде чем выйти из его комнаты, я предусмотрительно порвала на себе блузку и даже в кровь исцарапала руки.

Лихачёва поспешно продемонстрировала заживающие ссадины.

— Леночка тебе поверила?

— Она была в таком возбуждённом состоянии, что не могла не поверить.

— А где сейчас твоя дочь?

— В университете, — глухо ответила Татьяна.

Она робко посмотрела на меня, но сразу опустила глаза и умоляюще прошептала:

— Если будет возможность, поговори с бывшими коллегами, чтобы они не арестовывали мою девочку в присутствии однокурсников.

— Её никто не станет задерживать! — запальчиво ответил я. — В крайнем случае, возьмут подписку о невыезде…

— Ты меня не обманываешь? — нерешительно спросила Татьяна.

Это рассказывать о чём бы то ни было слишком долго, а мысли проносятся в голове с невероятной скоростью. Пока она произносила эти слова, я успел обдумать несколько вариантов своих дальнейших действий. Мне во что бы то ни стало хотелось завладеть сбережениями Ивана Никаноровича. Я должен был под любым предлогом вновь оказаться в его комнате. Идея подкупить Лихачёву отпала сама собой. Она была слишком праведной и вряд ли согласилась бы присвоить что-то чужое.

— Ты меня совершенно не слушаешь, или мне это только кажется? — нарушив ход моих умозаключений, спросила она.

Я невольно смутился:

— Конечно, очень внимательно слушаю! А задумался вот о чём… — экспромтом выдал я. — Где-то ты слишком грамотная женщина, а где-то меж трёх сосен блуждаешь. Ты даже забыла, что существует такое понятие, как презумпция невиновности!

Татьяна горестно вздохнула. Сделав мне вполне справедливое замечание, сама не очень-то вникала в смысл сказанного мною.

— Моя девочка никуда не денется. Я прошу тебя! Поговори с нужными людьми. Сейчас у меня нет свободных денег, но в долгу не останусь. Только не позорьте её… — взмолилась она.

Я был готов подняться со стула и подойти к ней, чтобы хоть немного успокоить, но в это время неожиданно распахнулась дверь, и в комнату бесцеремонно вошла Инна Алексеевна Безымянная.

Глава 12

Не скажу, что меня чересчур сильно раздражают европейские женщины пожилого возраста, которые любят покрасоваться в китайском кимоно. Во всяком случае, они вызывают во мне отрицательные эмоции, порождающие некоторое недоверие и откровенную насторожённость. Особенно неприятно, если эта традиционная одежда никоим образом не подходят к европейскому типу лица. Невольно происходит слияние, пусть иногда современной, дорогостоящей, но чуждой моды, с вычурным безвкусием, порождённым чисто выраженной глупостью. Я ни в коем случае не сетую как за моральную, так и за этическую сохранность той или иной культуры, но согласитесь: ни одна, даже самая лучшая европейская танцовщица, не исполнит «танец живота» с такой грациозной лёгкостью и изяществом, как это сделает практически любая восточная женщина. А манерная гейша с чисто «рязанской физиономией», да простят меня дамы за столь дерзкое высказывание, это всё равно, что красивая стройная лань в лошадиной попоне. Во всяком случае, даже самая признанная европейская красавица в таком наряде будет выглядеть так же смешно и нелепо, как истинная китаянка в берёзовых лаптях. Так и хочется подойти к такой барышне в цветастом кимоно и, позабыв всё рамки приличия, засюсюкать с ней на китайский манер. Впрочем, это всего лишь моё личное мнение, которое может оказаться ошибочным, и никоим образом не должно восприниматься как рекомендация к исполнению.

Именно поэтому я смотрел на Инну Алексеевну простым проникновенным взглядом, наполненным чувством уважения и ни к чему не обязывающей симпатией. В комнате, где в отличие от прихожей преобладал дневной свет, её ресницы и брови, с избытком подведённые чёрной тушью, казались более выразительными и броскими.