— Татьяна Зиновьевна пыталась всячески заморочить мне голову, теперь вы, Инна Алексеевна вводите меня в заблуждение…
— Я ни в какое заблуждение вас не вводила, — оправдываясь, произнесла Безымянная.
— Но как же? Вы во всеуслышание заявили, что знаете убийцу…
— Знаю! И от своих слов не отказываюсь… — без тени смущения подтвердила она.
У меня на лбу появилась испарина.
— В таком случае, давайте начнём всё с самого начала, — как можно спокойнее сказал я. — Уже выяснили, что вы, Инна Алексеевна, никуда из своей комнаты не выходили…
— Кто вам это сказал?
— Но ведь вы…
— Я только сказала, что посмотрела в замочную скважину. А о том, выходила я в прихожую после того, как Леночка вернулась домой, или не выходила, у нас с вами разговора не было.
— В таком случае, получается, что вы оделись и вышли из своей комнаты? — попытался уточнить я. — Именно в этот момент и встретили убийцу…
— Вы куда-то спешите? — с укором поинтересовалась она.
— Никуда не спешу, — отрешённо ответил я.
— Тогда слушайте и не сбивайте меня с мысли.
Я мельком взглянул на Лихачёву. Татьяна была в таком возбуждённом состоянии, что я поспешно подал ей стакан с водой. Она отпила половину и вновь поставила его на раскладной столик. В принципе, её чувства понятны. Она не знала, о чём расскажет Безымянная, но верила, что Инне Алексеевне удастся оправдать её дочь. По крайней мере, в её душе теплилась хоть какая-то надежда.
— После того, как Леночка выбежала из комнаты Ивана Никанорыча, меня такая злость обуяла, что захотелось самой разобраться с этим паршивцем, — разоткровенничалась Безымянная.
Я непроизвольно ухмыльнулся:
— Интересно, каким образом вы решили разобраться с мужчиной, который не только находился в нетрезвом состоянии, но и в несколько раз крупнее и, следовательно, намного сильнее вас? — полюбопытствовал я.
— Решила его устыдить. Накинула на плечи кимоно, надела тапочки на босу ногу, да и вышла из своей комнаты.
— Иннушка, да как же ты не испугалась? — воскликнула Лихачёва. — От этого изверга чего угодно можно было ожидать.
Она растерянно смотрела на Безымянную и качала головой.
— А мне за дочку твою обидно стало. Леночка на моих глазах выросла. Она ведь мне тоже как родная… — дрожащим от волнения голосом ответила Инна Алексеевна.
В какой-то момент я чуть не спросил, не считают ли они моё дальнейшее присутствие неуместным, но передумал, решив понаблюдать за женщинами.
— Так он хоть тебя не ударил? — несдержанно спросила Татьяна.
— Начал было куражиться. Кричал, что всех в нашей квартире зарежет. Посмотрел на меня с ненавистью и тоже пообещал убить…
— Несомненно, Инна Алексеевна, вы попытались его успокоить? — спросил я, чтобы нарушить слишком затянувшийся монолог.
— Пробовала утихомирить, но когда он сквернословить начал и поносить меня всячески, тут я не сдержалась.
— Что вы сделали? — спросил я, заранее предвидя ответ.
— Схватила со стола нож, ну и пырнула ему в глотку!
Я еле удержался, чтобы не рассмеяться ей прямо в лицо.
— Никогда бы не подумал, что вы способны на такое злодеяние, — сказал я, совершенно не воспринимая всерьёз её громогласное признание.
— Уж больно сильно он меня обидел, — не обратив внимания на мой подковыристо-ироничный тон, продолжила Безымянная. — Мне прямо-таки захотелось, чтобы кровушкой своей захлебнулся, идол окаянный!
— Разумеется, вы тут же сообразили, что необходимо предпринять в первую очередь. Наверняка обтёрли рукоятку ножа, чтобы не оставить на ней свои отпечатки, — подытожил я, не требуя каких-либо дальнейших объяснений.
— А как же иначе?! — возбуждённо произнесла Инна Алексеевна. — Мне непростительно допускать такие ошибки. О подобных вещах почти во всех детективных романах пишут…
— А я, по наивности своей, всё никак понять не мог, кто же Ивана Никанорыча порешил…
Произнося эти слова, я не переставал внимательно наблюдать за обеими женщинами.
— Вот так, Павел Николаевич! Надоело из-за этого негодяя в вечном страхе жить, — с чувством собственного достоинства заявила Инна Алексеевна. — Убила я его, чтобы эта мразь над нами больше не измывалась!
— Если бы, Инночка, ты этого не сделала, то я бы точно Ивану Никанорычу нож в глотку воткнула! — перестав бояться за судьбу дочери, бодрым голосом произнесла Лихачёва.
Теперь чувство страха перед грядущей неизвестностью сменилось излишней бравадой, неестественной как для её характера, так и для образа жизни.
— Пользовался тем, что других мужчин в квартире не было, заступиться за нас, бедных униженных женщин, некому… — договорила она, и сникла.
Лихачёва вдруг пожалела о собственной несдержанности. До неё наконец-то дошло, что Инна Алексеевна призналась в убийстве Ивана Никаноровича лишь ради того, чтобы защитить совершенно чужую для неё девушку. Ценой, возможно, легкомысленного, но в тоже время благородного самопожертвования; она сделала то, что не удалось сделать для своей дочери самой Татьяне. Столь решительным признанием Безымянная не только оберегала Леночку от крупных неприятностей, но и, в некоторой степени, освобождала её от уголовной ответственности.
Глава 13