Я не видел смысла задерживаться у неё ещё на несколько минут, да и вообще, если надеялся найти хоть что-либо ценное в комнате Ивана Никаноровича, то обязан действовать более решительно и в весьма сжатый срок, пока настоящий следователь не переступил порог коммунальной квартиры.
— Да.… Чувствую себя нормально! Спасибо… — всё тем же шамкающим голосом сказала Ирина Александровна.
Она сглотнула и тут же отрешённо добавила:
— Присядь, в ногах правды нет…
Вопреки собственному желанию, я опустился в изрядно пошарпанное кресло, стоявшее возле кровати.
— Даже если выгляжу немного бледной и у меня холодные руки, то всё равно ложиться в могилу мне ещё рановато, — заверила старушка — божий одуванчик.
Она умудрилась высказаться таким образом, что я не смог понять, то ли она бухтит, выражая недовольство, то ли у неё индивидуальная манера добродушного общения.
Впрочем, утверждать, что у неё недовольный вид, как-то неправильно, да и отчасти несправедливо по отношению к ней. Я до сих пор не мог понять, как вообще возможно одновременно быть и доброй и злой, плохой и хорошей. Скорее всего, виной тому её безупречно красивые аквамариновые глаза, которые постоянно сбивали меня с толку и пленяли своей божественно-ангельской кротостью.
— Ирина Александровна, я бы хотел поговорить с вами на очень серьёзную тему, — начальственным голосом произнёс я. — У меня есть вопросы, на которые надеюсь получить исчерпывающие ответы.
— Сначала с соседушками моими лясы точил, а уж потом снизошёл в комнатушку мою заглянуть. О чём теперь со мной разговаривать, если давно всё выяснил…
Я машинально подумал о том, что наряду с прочими болезнями неплохо бы подлечить её от излишнего инфантилизма.
— Вы же отлично понимаете, что я не мог пройти мимо этих милых женщин и оставить их без должного внимания, — оправдываясь, сказал я.
— Конечно, не мог, — согласилась она. — Да они бы и не пропустили. Обе имеют один серьёзный недостаток…
Она лукаво прищурила глаза и преднамеренно замолчала, невольно вынуждая меня задать логичный вопрос.
— Какой недостаток? — полюбопытствовал я.
— Обе до мужиков падкие.
— Почему вы так решили?
Я непроизвольно усмехнулся.
— Потому что эти дурочки так и норовят заманить кого-нибудь из вашего брата в свои коварные сети. А самим невдомёк, что сети давно дырявые…
Я слегка приподнял брови в знак изумления, и скептически отметил:
— Мне кажется, Ирина Александровна, вы слишком утрируете!
Она вспыхнула от негодования:
— Уж коли в молодости мужьями не обзавелись, так нечего в пожилом возрасте об этом мечтать!
— По-моему, вы несправедливы, — осмелился возразить я. — Каждая женщина хочет и имеет право быть счастливой. Да и по сути своей человек не должен жить один.
Она всплеснула костлявыми руками, покрытыми обвисшей кожей, и с нескрываемой иронией подметила:
— Верно ты сказал, человек не должен жить один, но и вы, мужики, не лыком шиты. Чтобы ваше внимание привлечь, точёная фигурка и длинные стройные ножки нужны. На целлюлит-то вы не слишком падкие…
Она явно перешла в нападение. Отлично осознавая, что эта старушка — божий одуванчик способна говорить на отвлечённые темы целую вечность, я попытался хоть немного охладить её пыл.
— Как говорится, давайте вернёмся к нашим баранам… — поспешно заявил я, напуская на себя театрализованную серьёзность.
Она взмахнула редкими ресницами, нахмурила выцветшие брови и посмотрела на меня отрешённым взглядом.
— Обязательно вернёмся, но сначала помоги мне приподняться…
Ирина Александровна тяжело задышала. Решив, что ей не хватает свежего воздуха, я подошёл к окну, раздвинул занавески и настежь распахнул форточку. После этого, аккуратно помог ей приподняться на кровати, предусмотрительно подложив за спину пуховые подушки, и лишь затем вновь опустился в кресло.
— Если вы сразу догадались, что я следователь, значит, нет смысла рассказывать о том, что в вашей коммунальной квартире не всё благополучно…
В этот раз моё красноречие меня явно подвело, но я должен был ещё что-нибудь добавить, пусть малозначительное, и даже немного невпопад.
— Произошло нечто трагическое… — уклончиво произнёс я.
Она презрительно ухмыльнулась. Во всяком случае, подобное выражение её морщинистого лица указывало именно на такое проявление отрицательных эмоций. Выставляя напоказ свой скверный характер, она недовольно пробурчала:
— Нечего тут туману наводить! Так прямо и скажи, что Ванька, сосед мой, помер…
Почувствовав себя настоящим кретином, я натянуто улыбнулся. Одно из двух: либо я ничего не понимал в женщинах, либо она действительно была старой ворчливой маразматичкой.
— Вы сами об этом догадались, или кто подсказал? — скептически поинтересовался я.
— Мил человек! Да кто же мне подскажет? Лежу здесь одна-одинёшенька. К каждому шороху прислушиваюсь. По наивности своей надеюсь, что кто-нибудь да зайдёт. Глядишь, стакан воды подаст…