Я остаюсь здесь

Они рассказали, что война начала принимать для Гитлера плохой оборот. Кампания в России оказалась настоящей катастрофой. В одном Сталинграде мертвых насчитывались тысячи, а городские подвалы были переполнены ранеными, оставленными на произвол судьбы. Наши новые знакомые были родом из Стельвио. Они пытались добраться до Берна, где у них были родственники, которые могли ненадолго укрыть их там. Чтобы организовать побег, сыновья воспользовались отгулами, а отец просто не явился на призыв. Как и Эрих, он воевал в итальянских рядах, после чего слышать больше не хотел о войне. Мама умерла несколько лет назад.

– Если бы она была жива, она бы никогда не покинула свой город, и нацисты арестовали бы ее или, возможно, даже расстреляли из-за нас, – сказал младший.

Я ничего не ответила. Я смотрела на них и испытывала отвращение – к ним, к нацистам, к собственному сыну. Отвращение, которое смешивалось с непреодолимым желанием иметь его здесь, рядом с собой, сжимать его руку и греться вместе с ним у огня.

– Сюда добрались немцы, так что вам лучше здесь не оставаться, – снова сказал отец. – Если хотите переждать войну, вам нужно идти выше. Там вы найдете других дезертиров. Там есть убежища и сеновалы, где можно спрятаться.

– В любом случае, там не холоднее, чем здесь, – сказал блондин, чтобы успокоить нас.

Они предложили нам кофе из цикория, и этот горьковатый напиток казался мне таким вкусным, что я хотела уткнуться в него лицом. Они дали Эриху закурить, так как у него больше не оставалось табака, и он был так рад этой помятой сигаретке, что как можно дольше задерживал дым в груди.

Один из сыновей опустошил чашку и вышел на порог с пистолетом.

– Через три часа я сменю тебя, – сказал его брат, оставшись сидеть.

Утром я проснулась и обнаружила блондина, уткнувшегося мне в плечо.

Прежде чем уйти, они оставили нам ломоть своего безвкусного хлеба. Из веток мы сделали диски для хождения по снегу. Эрих обработал их ножом, чтобы они стали гибкими, а я связала их веревкой, отрывая ее зубами от клубка. Мы сделали по паре и для них. Отец повторил, что нам нужно идти вверх и не бояться холода, а потом, не попрощавшись, ушел в противоположном направлении. Мы смотрели, как они удаляются, исчезая на белом фоне. Продолжал валить снег, мы надели на ноги все носки, которые у нас были. Мне вспомнилась ма, которая всегда повторяла, что если мерзнут ноги, то мерзнет все тело. Я часто думала о ней, представляя, как она сидит сгорбившись на прохудившемся стуле и что-то шьет. Я никогда не понимала, о чем она думает в этот момент.

Когда я обернулась, чтобы взглянуть на капеллу с распятием, снег уже завалил дверь. Войти туда теперь было нельзя. Я подумала о телах двух немцев, которых убила. Вокруг нас было только белое марево и шум ветра.

Глава двенадцатая

Мы часами шли по этому убийственному холоду. Когда снег ненадолго переставал идти, мы заставляли себя поесть хлеба. Снег заполнил наши дырявые ботинки. Пока мы ели, Эрих вскочил на ноги и указал на двух человек вдалеке. Он спрятал хлеб за пазуху и начал бежать, задыхаясь. Он кричал изо всех сил: «Эй, вы!», спотыкаясь на каждом шагу, его крики затихали и растворялись в этой белой пустыне. Я пыталась следовать за ним по пятам с этой проклятой сумкой, которая давила мне спину. Хотелось упасть. Умереть.

– Эрих, остановись! – кричала я ему вслед.

Но он продолжал бежать, опираясь на трость, которая постоянно соскальзывала, заставляя его спотыкаться.

– Мы их не догоним, Эрих, остановись! – орала я.

Тогда он подошел ко мне и, задыхаясь, пригрозил: – Нам нужно следовать по их следам, Трина, пока снег их не замел. Эти люди – крестьяне, они смогут показать нам дорогу.

И действительно, следы привели нас к ферме. Мы остановились, опираясь на палки, и смотрели на нее, не веря своим глазам. Мы присели на корточки, чтобы перевести дух, и ждали, пока дыхание успокоится. Я чувствовала, как замерзают мои слезы.

Когда из дома вышла женщина, чтобы расчистить снег, Эрих подтолкнул меня вперед. Я достала записку от отца Альфреда. Мне казалось, что ноги подкашиваются и что я больше никогда не смогу двигать замерзшими конечностями. Я поприветствовала ее голосом ребенка, который молит прощения. Это была полная женщина, с растрепанными волосами, похожими на колючки. Ей хватило одного взгляда, чтобы понять, что мы дезертиры.

– Нас послал отец Альфред, священник из Курона, – сказала я.

Она не ответила.

– Мы бежали от войны. И умираем от холода, – продолжила я, передавая ей записку, на которую она даже не взглянула.

Она позвала кого-то по имени, не сводя с меня глаз. Из двери вышел старик с ружьем. Затем появился еще один мужчина, и еще один, в рясе. Выглянула еще одна женщина, которая держала за руку маленькую девочку. Тогда Эрих подошел к ним с поднятыми вверх руками, без оружия. Продолжал валить снег. Нет ничего беспощаднее снега, идущего на тебя стеной.