Я остаюсь здесь

Мы вышли из опустевшей таверны. Пока машина набирала скорость, Михаэль спросил меня, помню ли я, как мальчишкой он собирал мне охапки горных цветов и я никогда не знала, куда их девать. Он показывал, на каких улицах еще недавно стояли немецкие блокпосты, и рассказывал, как много здесь было солдат с пулеметами. Рассказывал о партизанах, которых он поймал в лесах долины Комаккьо, и о товарищах по оружию, которых партизаны убили у него его глазах.

– Они даже не вернули нам тела наших друзей, – сказал он, стиснув зубы.

На площади Гарибальди в Сондрио царила суета: здесь тоже люди больше не думали о войне. Если бы па был жив, даже он наконец почувствовал бы эту атмосферу мира.

Мы ходили от лавки к лавке. Михаэль открывал стеклянные двери, пропускал меня вперед и ждал, пока я спрошу по-итальянски: «Вы знаете, где живет семья Понте?»

Но в Сондрио было бесчисленное число Понте, и мы ходили часами.

– Может быть, нам не удается найти их, потому что они мертвы, – сказала я, взяв его за руку.

– Ты стала как папа, видишь все в черных красках, – ответил он раздраженно.

Мы прекратили поиски, только когда стало совсем темно. Михаэль сказал, что мы уже не успеем вернуться в Курон. Он привел меня в другую таверну, но я заказала только стакан молока. Мы поговорили с хозяином, и я посетовала, что ни в одной лавке города никто не знает наших Понте.

– Как зовут жену вашего брата? – спросил он.

– Ирена, – ответила я.

Он нахмурил лоб, повторил имя про себя, потом внезапно хлопнул рукой по стойке и сказал, что понял, о ком идет речь.

– Понте, которых вы ищете, уехали в Швейцарию. Я хорошо знаю эту семью, они убежали в Лугано в сорок четвертом. Я не думаю, что они вернутся.

Хозяин таверны дал нам комнату, а у нас с собой даже пижам не было. Мне было неловко спать в одной постели с сыном. Когда мы легли спать, я думала, что он расскажет мне об этой Джованне, на которой он собирается жениться и которую я видела всего один раз, но как только погас свет, он тут же заснул как убитый.

Мы отправились в дорогу на рассвете. Когда мы приехали в Лугано, серое небо отражалось в спокойной глади озера. В ратуше нам сказали, где они живут. Ма, ее двоюродная сестра Тереза, Ирена, Пеппи и маленький ребенок ютились в доме на окраине. Крошечный домик с зияющими трещинами на фасаде. Ма обняла Михаэля и с ухмылкой сказала:

– Думала, тебя убили.

Меня она поприветствовала так, будто мы виделись вчера, – легко прикоснувшись к моему лицу. Пеппи был самым неуклюжим в мире отцом, и когда он кормил ребенка, тот постоянно срыгивал на него.

Мы пили кофе – настоящий кофе, не из ячменя или цикория, – и, после того как Михаэль объявил о предстоящей свадьбе, мама отвела меня в сторону и сказала:

– Трина, я останусь здесь. Твоему брату нужна помощь, моя двоюродная сестра совсем одна, и потом здесь мир. Вам тоже лучше уехать из Курона.

О жизни в горных хижинах, об Эрихе, который дезертировал, о том, как я стреляла в немцев, она ничего не спрашивала. Мама постарела, ее глаза выцвели, а лицо стало морщинистым, как увядший лист. Но она все еще держалась, все еще боролась, не позволяя ненужным мыслям красть свои дни.

«Мысли – это клещи, от них надо избавляться», говорила она мне в детстве, когда мы стирали белье в реке или засиживались допоздна, штопая одежду.

Курон и ферма действительно были ее жизнью, но ма могла отрешиться от воспоминаний, даже самых важных, за долю секунды до того, как они делали ее своей заложницей. Она никогда не погружалась в мысли о былом, как это обычно делают старики, и даже когда говорила о па, вместо того чтобы вспоминать приятные моменты, она как будто упрекала его в том, что он ушел и оставил ее доживать одну. Ма была по-настоящему свободной женщиной.

На свадьбу пришло несколько друзей Михаэля, кузины Джованны, соседи. Весь обед Эрих проговорил с отцом Джованны. Он рассказывал, что Михаэль всегда был упрямым, но что у него большое сердце. Мы ели у Карла, который приготовил барашка и открыл несколько старых бутылок. Кузины Джованны танцевали и на один вальс вытащили даже ма, у которой весь день были слезы на глазах. Она была счастлива передать свою ферму молодоженам.

– Если бы вы ее не забрали, ее бы захватили мыши, – говорила ма, держа их за руки.

Из окон трактира был виден Курон, и никогда раньше он не казался мне таким красивым. Мы с Эрихом снова были в тепле, война закончилась, никто из моих близких не был убит. Это было сложно принять, но все было позади. Осталось только перестать думать о тебе.

Глава третья

Январский день 46-го года. В воздухе висел холодный туман. Женщины возвращались с рынка, держась как можно ближе к стенам домов, закутавшись с головой в шарфы. В полях крестьяне отставляли лопаты, дышали на свои замерзшие руки и не могли дождаться, когда смогут вернуться домой и усесться у печки. Новость принес продавец фруктов, который, прежде чем поехать дальше, остановился в таверне Карла на пару бокалов.