Я остаюсь здесь

– Может, вернуться Гитлер и Муссолини.

– Говорят, что они не умерли, а просто спрятались, чтобы как следует подготовиться.

– Или мы станем не только немцами или итальянцами, но еще и русскими, если коммунисты продолжат в том же духе.

– Или американцами, если у коммунистов ничего не получится.

– И с американцами придется говорить по-американски. Никакого больше немецкого и итальянского.

– И вместо дамбы американцы построят здесь небоскребы.

– Он сказал, что они не затопят Курон.

– Он сказал, что не знает.

– Я все равно боюсь.

– Не бойся.

Так спорили крестьяне, волоча ноги по грязи.

Тем временем рабочие приезжали тысячами: парни с оливковой кожей, коренастые, черноволосые, голодные, оставившие свои семьи за тысячи километров. Бывшие фашисты и разбойники со всей Италии. Наша молодежь тем временем уезжала на север в поисках лучшей доли. Во время войны одни сбежали в Германию, другие спрятались в Швейцарии, некоторые остались в плену в сталинских лагерях, а кто-то выбирал дорогу, которая больше никогда не приведет их в Валь-Веносту.

По субботам матери по-прежнему приходили ко мне домой, чтобы я читала их письма, но я больше не могла врать. Сыновья писали, что не хотят возвращаться в Курон, где были только коровы да крестьяне и никакой возможности изменить жизнь к лучшему. Матери, слыша эти слова, закрывали лица руками, но говорили, что это правда, Курон – деревня на границе времени. Жизнь здесь остановилась.

– У вас в деревне нет мужчин. Остались одни старики, – однажды сказал Эриху человек в шляпе. – А от старости не жди ничего хорошего.

Глава пятая

Эрих брал с собой Флека и с сигаретой во рту ходил наблюдать за грузовиками, которые ездили туда-сюда, нагруженные до краев землей. Он изумленно смотрел на рабочих, сооружающих ступени для подземных ходов и проникающих внутрь с помощью странных механизмов.

– Эта плотина, конечно, не сможет затопить Курон.

– Карлино – это маленький приток Адидже, мелкая речушка.

– Если они надеются наполнить водохранилище этими каплями воды, это означает, что они даже считать толком не умеют.

Так говорили Эриху те, кто ходил с ним на стройплощадку. Другие приходили, стучались к нам в дверь и спрашивали, что можно сделать, чтобы остановить этих ублюдков, которые решили нас уничтожить. Дом постоянно был полон людей. Эрих предлагал им немного граппы и повторял слова человека в шляпе:

– Нужно писать, строить баррикады недостаточно. Мы должны просить помощи у влиятельных людей.

– Но мы не знаем никого влиятельного.

– И даже писать не умеем, – говорили крестьяне, разводя руками.

– Напишет отец Альфред, напишет Трина, – отвечал он.

Крестьяне оборачивались, чтобы посмотреть на меня, и кивали головой.

– Мы напишем мэрам окрестных городов, во все итальянские газеты, политикам из Рима!

– Нужно написать Де Гаспери[10], который родился в Трентино еще во времена Империи! – вмешался один.

– А нам что делать? – спросили другие.

– Продолжайте ходить на стройку. Они должны знать, что мы следим за ними. Всего в нескольких километрах отсюда, в Швейцарии и Австрии, они тоже хотели строить свои плотины, но им пришлось отказаться от своей затеи из-за сопротивления местных жителей.

Эта суета успокаивала его. Он забывал поесть, тушил сигарету только перед тем, как идти спать, и целовал меня в голову, когда я смотрела на него косо из-за того, что он пришел поздно.

Муниципалитет Курона нанял адвоката из Силандро. Адвокат сказал, что написать письмо Де Гаспери – хорошая идея, но сначала нужно добиться пересмотра проекта от министерства.

– Что я могу сделать? – спрашивал Эрих.

Адвокат пожимал плечами.

– Ты ничего не можешь сделать, это политический вопрос.

После встреч с адвокатом Эрих был в плохом настроении. Чтобы успокоиться, он шел к отцу Альфреду, и, если в церкви никого не было, они садились поговорить. Он признавался ему в сомнениях, о которых даже мне не рассказывал. Иногда я завидовала его вере, иногда боялась, что он разочаруется и в Боге.

– Странно видеть тебя так часто в церкви, – сказала я однажды, – раньше ты туда вообще не ходил.

– Кто защищал наш язык, когда фашисты пытались его уничтожить и навязывали нам свою систему образования? Кто остался защищать Южный Тироль? Политики, Италия, Австрия? О нет, все они спешно умыли руки. Только церковь заботилась о нас.

Даже отец Альфред был обеспокоен плотиной и сказал, что, как только епископ из Брессаноне заедет в его приход, он поговорит с ним.

– Напишем ему сейчас! – умолял Эрих. – Мы не можем больше ждать!

Чтобы немного успокоить Эриха, отец Альфред написал епископу. И тот приехал через пару недель. В те дни казалось, что слова могут двигать горы. И самой большой ошибкой будто бы было не искать их, не подбирать их, не произносить их. Слова.