Я остаюсь здесь

К приезду епископа Эрих и еще пара человек помогли вымыть церковные окна и отполировать утварь. В то воскресенье церковь была битком, как всегда, когда приезжал епископ. Мы с Эрихом сидели в первом ряду, ожидая мудрых речей от этого могучего мужчины с жестким лицом, при взгляде на которое хотелось тотчас же опустить глаза. Вместо этого епископ отслужил обычную мессу, как если бы в деревне не было священника и мы не были на службе много лет. Мы молились то стоя, то сидя, то на немецком, то на латыни, и когда наконец пришло время проповеди, он со свойственной ему горячностью заговорил о загробной жизни и о том, какой она может быть ужасной или прекрасной. И только в самом конце добавил:

– Этой деревне угрожает опасный проект. Я напишу папе, чтобы сообщить ему о происходящем. Его святое сердце, если мы того заслужим, обязательно нам поможет.

Тем же самым вечером человек в шляпе сообщил Эриху, что уровень воды было решено поднять на пятнадцать метров.

Я уже лежала в постели, когда он вернулся. Он лег рядом и положил руку мне на живот. Мы больше не занимались любовью. Человек в шляпе показал ему стройку и туннели, куда рабочие теперь въезжали на дизельных тележках и выезжали с черными как уголь лицами. Эрих начал рассказывать мне, что там внутри не хватает воздуха, что пыль заставляет этих бедных людей кашлять и они по очереди выходят на поверхность, чтобы подышать.

– Это рабский труд, – возмущенно сказал он, описывая рабочих с багровыми лицами, которые в изнеможении ковыряли землю и цементировали плиты, через которые однажды будет с разрушительной силой течь вода.

Рабочих прибывало все больше и больше. На улицах можно было встретить длинные вереницы мужчин, идущих к городу с мешком через плечо. Они напоминали орду варваров. Они жили в бараках длиной двадцать пять метров, где стояли только двухъярусные кровати, покрытые соломой, и в центре печка, которая едва обогревала помещение. Это были точно такие же бараки, что и в лагерях для заключенных. Человек в шляпе сказал Эриху, что их несколько тысяч, если считать все ближайшие стройплощадки. Строительство велось во всех соседних деревнях, которые, подобно нашей, располагались на берегу озера или реки Адидже и ее притоков, но которые, в отличие от Резии и Курона, не будут затоплены.

– Видимо, до промышленников дошло, что пришло время добывать белое золото и зарабатывать на этом деньжищи, – злобно произнес Эрих, укутываясь в одеяло.

Я больше не знала, что ему сказать. Я устала слушать о его борьбе. Мне было наплевать на эту плотину.

– Что с тобой? – спросил он.

– Ничего, – ответила я, поворачиваясь к нему спиной.

– Почему ты молчишь?

– Мне нечего тебе сказать.

Он лежал неподвижно, скрестив руки на груди.

– Ты еще думаешь о Марике? – внезапно спросила я.

– Я думаю о ней, не думая, – ответил он.

– Что это значит?

– Не могу объяснить это иначе. Думаю о ней, не думая.

– Когда я отвлекаюсь от мыслей о ней, я испытываю чувство вины. А ты так занят всем происходящим, что просто забыл о ней.

– Мы должны двигаться дальше, Трина.

– Ты даже не страдаешь из-за нее.

– Ты говоришь глупости, – возразил он.

– Ты не страдаешь, тебе все равно, – упрямо повторила я.

Тогда он резко повернулся, взял меня за подбородок и заорал, так близко к моему лицу, что я чувствовала его дыхание:

– Она уже взрослая, и если бы она хотела вернуться, то давно бы уже это сделала!

Я оцепенело лежала под одеялом. Его слова отзывались эхом во влажной тишине комнаты. Он смотрел на меня с яростью, а потом бросил мой подбородок. И снова повернулся ко мне спиной. Впервые я подумала, что он отвернулся, чтобы я не видела его слез. Уже засыпая, я услышала, как он открыл ящик тумбочки, достал маленький блокнот с острым карандашом между страниц и начал его листать в темноте. Я включила лампу, и свет осветил рисунки. Это была ты.

Я попробовала взять блокнот, но он схватил меня за руку. Он не хотел, чтобы я его трогала. Он хорошо рисовал, легкими штрихами, немного надавливая, когда прорисовывал глаза и рот. На некоторых страницах были только твои руки. На одной – туфли с бантом, которые я купила тебе на первое причастие. На другой – ты за столом, со спины, делаешь домашние задания. Еще на одной – я тебя расчесываю. У тебя были длинные волосы, как когда ты только пошла в школу.

Я не знала, что он рисует. Не знала о блокноте, спрятанном за носками. Не знала, что он делает все это время, когда его нет дома. После всех этих лет я ничего о нем не знала.

Глава шестая

Раздался грохот, как от лавины. Я была в школе, и на мгновение и я, и дети замерли, уставившись в окно. Я попыталась сохранить спокойствие и продолжить урок. Когда я вышла, толпы людей на улице говорили о плотине и взволнованно обсуждали инцидент. Бетонные трубы скатились в ров, разрушили ограждения, опрокинули бульдозер, убили человека. Я направилась к стройке. Бежала, задыхаясь, спина вся намокла от пота.