Я подарю тебе меч (СИ)

Они обменялись еще парой ударов, не причинив друг другу серьезного вреда. Манс снова успел увернуться, так что шипастый молот лишь вскользь задел оплечье, но сам так и не смог добраться до уязвимого места в королевском панцире, оставив взамен зазубрину на черном с золотом щите. Наверное, со стороны их поединок выглядел, как изящный танец верхом на лошадях, но Манс знал, что вечно так продолжаться не может. Они неминуемо устанут. И проиграет тот, кто устанет первым. Проиграет и умрет.

Сделав обманный маневр, Манс попытался уколоть в сочленение доспехов, но тут совсем рядом просвистела стрела, лошадь дернулась в сторону, и момент был упущен.

Манс выровнял лошадь, похлопал ее по шее. Плечо болело, удар, даже пришедшийся вскользь, был сильным. Баратеон же не выказывал ни малейших признаков усталости, хотя двигался медленнее, по причине огромного роста и внушительной толщины. Но, может быть, если его достаточно разозлить, то он откроется сам. И у Манса было, чем его разозлить.

— У меня с Рейгаром больше общего, чем ты думаешь. Нас обоих любила одна женщина. Та самая, что не любила тебя. — Из-под забрала на него был устремлен взгляд налитых кровью глаз, по тяжести готовый соперничать с ударом шипастого молота. — Хочешь знать ее имя?

По угрожающему пыхтению, доносившемуся из-под забрала, и по тому, что Баратеон не спешил нанести следующий удар, Манс понял, что завладел его вниманием.

— Лианна Старк. И она моя жена.

Роберт оглушительно взревел, как смертельно раненый мамонт. От этого рева шарахнулись люди и кони, находившиеся поблизости, но Манс был наготове и удержал свою лошадь.

— Лжешь, собака! А если ты воспользовался ее беспомощностью, пока она была у вас в плену, я отрежу тебе голову и подарю ей!

— Твоя голова ее обрадует больше.

Баратеон вновь воздел свой молот, и на этот раз, вместо того чтобы попытаться уйти из-под удара, Манс направил лошадь прямо на него, целя в незащищенную доспехом подмышку. Вложив в удар всю свою силу, он глубоко вонзил в тело клинок. И тут же понял, что меч застрял, и он не сможет вытащить его обратно, прежде чем на него неотвратимо опустится огромный шипастый молот. Он выпустил рукоять и скатился с седла.

От сильного удара о землю из него на мгновение выбило дух. В следующий миг он пришел в себя, слабо подивившись тому, что жив и, похоже, даже не ранен. Рядом слабо хрипела в агонии принявшая предназначавшийся ему удар лошадь, под которую он чудом не попал. Тут же валялся окровавленный молот. С трудом поднявшись на ноги, Манс поискал взглядом его хозяина.

Баратеон клонился вниз, но все еще умудрялся держаться в седле. Руками в латных перчатках он пытался вытащить из раны меч, раскачивался и глухо, утробно ревел. Со стороны южан раздались крики:

— Король! Король ранен! — и несколько всадников бросились на помощь, но вокруг Манса было еще достаточно своих воинов, чтобы их задержать. Лошадь первого расстреляли из луков моржовые люди, и всадник выпал из седла, на остальных набросились с топорами тенны. Дальше Манс смотреть не стал. Он подошел к Баратеону, взялся обеими руками за рукоять меча и с силой дернул на себя, высвобождая клинок. На черный с золотом панцирь хлынула кровь. Еще мгновение Баратеон прямо смотрел перед собой, а потом его тело сползло с коня и с глухим стуком свалилось вниз. Манс ногой перевернул его на спину, высоко поднял меч и ударил в щель под забралом.

3.

Когда Манс выдернул меч, руки его слегка дрожали. Но он не мог позволить себе расслабиться.

— Король поклонщиков мертв! — закричал он что было сил, и его крик подхватили голоса вольных людей вокруг.

— Король погиб! — эхом отозвались их враги. Несколько рыцарей направили коней к Мансу, и группа рогоногих кинулась им наперехват, давая ему мгновения передышки. Манс бросил взгляд по сторонам. Южанами сейчас двигала жажда мести, но если отразить их атаку мгновенно и слаженно, то надолго их воодушевления не хватит.

Над полем боя стоял страшный гул. Боевые кличи смешивались со стонами и проклятиями раненых и громким ржанием потерявших всадников лошадей. Тела, облаченные в железо, кожу и меха, устилали землю, раскисшую от подтаявшего снега и впитавшейся крови.

Черный жеребец Роберта беспокойно переступал с ноги на ногу и прядал ушами, но пока не сбежал. Сбруя его была инкрустирована драгоценными камнями, запылившимися во время битвы, но еще не полностью утратившими блеск. Прельстившись ими, к ней уже подбирался мальчишка-рогоногий, и Манс ухватил его за воротник, не дожидаясь, пока тот попытается снять седло или уздечку, получив при этом копытом в лоб.

— Беги к Тормунду, — велел он отрывисто, — скажи, чтобы переходил на эту сторону Стены со своими людьми. Если мы навалимся на них сейчас со всей нашей силой, то победим. Запомнил?

Мальчишка истово закивал.

— Тогда почему ты еще здесь? — Манс хлопнул его по спине и проследил, как тот, сверкая мозолистыми, похожими на копытца, пятками, бежит к Черному замку, лавируя среди пеших и конных, а потом шагнул к королевскому жеребцу. Тот отпрянул в сторону, беспокойно кося на него глазом.