– А нельзя это соединить? Нельзя быть восхищенным и разумным? Разве, скажем, не могут соединиться жестокость с сентиментальностью? Мы же знаем сентиментальных убийц. А почему гораздо более близко друг к другу стоящие качества не могут соединиться в одном человеке? Почему не могут соединиться разум и восторженность? Эмоциональность и разум? Почему эмоциональный человек обязательно должен быть глупым?
– Случается, что ошибаетесь в выборе?
– Конечно, ошибаюсь. Слава Богу, пока ошибаюсь нечасто. Но можно ли что – то гарантировать в искусстве? Один и тот же режиссер, который сделал сначала хороший спектакль, потом может тут же сделать плохой!
– Вы говорите: «Я строю театр по своему образу и подобию». А как выбираете пьесы? На что ориентируетесь? На определенные жанры? На определенную литературу? На конкретных актеров?
– Я просто ставлю то, что нравится, что волнует, что вызывает эмоции.
– Вы не любите современные пьесы?
– Почему не люблю? Я их люблю, из того, что читаю, мне многое нравится. Но когда приходится выбирать между Шекспиром и братьями Пресняковыми, пока что так получается, что выбираю Шекспира. Хотя «Пленные духи» Пресняковых мне кажутся очень хорошей, талантливой пьесой. И все же, имея выбор: эта пьеса и пьеса Островского, – выбираю Островского. Он мне нравится больше, чем все современные авторы. И вообще считаю, что Островский – это очень хороший вкус.
– Островского и так сегодня ставят где ни попадя.
– Мне совершенно наплевать, что его везде ставят. Я его для себя открыл, а когда для себя открываешь что – то или кого – то, это получается очень своеобразно. Это становится своеобразным в силу твоей любви. Ведь когда влюбляешься, есть уверенность, что только ты так влюбляешься, только ты так видишь. И тебя не смущает, что занимаешься плагиатом, что десятки, сотни, тысячи людей в мире были, есть и будут влюблены. Так же и любовь к Островскому.
– Где – то, помню, прочитала Ваши слова: «Я человек ранимый и неуверенный в себе и сохранился только благодаря зрителю». Неужели такое влияние на Вас оказывают критика и критики?
– Конечно, оказывают. Любое слово, даже если услышу: под забором два ублюдка обо мне что – то говорят, все равно на меня действует. Многие критики, а тем более малоодаренные критики, но которым почему – то дано право быть напечатанными, судят обо всем безапелляционно…
– Венедикт Ерофеев с обидой говорил об одном своем однокурснике, который сказал ему: «Когда ты, Ерофеев, будешь лежать под забором, я пройду вдоль тебя с дипломатом в руках и сплюну». Эта реплика, как заноза, сидела в душе большого писателя, и хотя однокурсник в отличие от Ерофеева ничего в этой жизни не добился, обида так и не прошла.
– А когда вам признаются в любви тысячи зрителей и вы, счастливый, идете по улице, а какой – то пьяный негодяй плюнет вам в лицо, вы что, будете продолжать свой путь с той же улыбкой?
– Нет, конечно, будет больно и обидно. Но ведь есть и такое понятие: конструктивная критика, которая помогает сориентироваться.
– Театральная критика – замечательный вид человеческой деятельности, на который претендуют очень многие, а годятся для этого дела единицы. Это как режиссура: артист не может без режиссера. Так и режиссер не может без умных, квалифицированных, талантливых оценок своего творчества. Эти оценки обязаны быть критичными. Но я хочу получать замечания от людей, которые по уровню мышления либо равны мне, либо выше. Но почему я должен выносить принародную порку от недоумка?
– А как быть с критикой зрителей?
– Я вообще – то зрителей слушаю в зале. Зал, его реакция для меня главный критерий успеха или неудачи. Если бы этого критерия не было, я бы просто перестал заниматься своей профессией. Потому что, если послушать некоторых критиков, мне этим заниматься и не стоит. А еще вот говорят, что, поставив «Доходное место», я, мол, отвел свой театр на десять лет назад! Вы видели этот спектакль?
– Видела. Хорошая работа.
– Вот меня и спасает зрительный зал. Лично мне, как и им, спектакль нравится. Как задумано, как построено, как играют артисты. А подобные нападки проходил, еще будучи молодым актером. Тогда говорили: «Странно, ведь у великого артиста сын не может быть хорошим артистом».
– А может, слушать все это не надо?
– Как же не слушать, когда орут во все горло? Ладно, не слушать, а не читать? Я здание своей уверенности всю жизнь по крупицам выстраивал. До окончания института сам с собой выяснял, правильно ли, что пошел в актеры, а потом это же выяснял, уже работая в театре. У меня в характере много мужества, но мне стоит огромного труда продолжать работать, когда я такое про себя слышу.
– Вы для себя открыли и пустили в свой театр Елену Невежину, Нину Чусову, других молодых режиссеров. Совсем не боитесь конкуренции или здесь какой – то особый педагогический прием?