Помню, как долго не выходила книга – именно книга, а не поэтический сборник! – Юрия Левитанского «Кинематограф». Он подарил мне, еще студентке, четвертую, почти слепую ее копию, и я увезла ее в Казань, где тогда училась в университете. Благодаря этому широкому жесту доверия (а до этого, к слову, он уже несколько лет следил за моим «поэтическом ростом» и отдал книгу не в случайные руки) вся молодая литературная Казань знала стихи Левитанского наизусть задолго до того, как «Кинематограф» вышел в издательстве «Советский писатель». Я, кстати, до сих пор храню те полустершиеся от времени страницы. Такова была реальность. Каждый преодолевал ее, как мог.
Поэтическая книга, конечно же, самостоятельный жанр, сродни поэме. Стихотворное мозаичное панно, где маленькие цветные фрагменты составляют единое и неделимое целое. Книги «Сумасшедший садовник» и «Воспитание сада» складывались именно как некий сюжет, обладающий единством времени и места. Поэтические события разворачиваются в моем маленьком, цветущем круглый год, садике, но над ним простирается звездный Божий сад, объединяющий все наземное и надмирное пространство в единый сад мироздания. Звезды светят всем, только надо иногда обращать к небу лицо, даже если тебе придется при этом свернуть себе шею, как это случилось с прямоходящим Волком в поэме Николая Заболоцкого, одного из самых любимых моих поэтов. «Чтобы заниматься садом, нужно быть звездочетом…» По крайней мере, желательно.
– Как и когда тебе впервые явилась мысль, что «сад» можно не только воспитывать, не только увековечить в стихах, но и на пленке ?
– Однажды мне надоело просто «пожирать» этот мир глазами и преображать свое восхищение Божьим миром в поэтические тексты, и только. Я почувствовала какую – то ненасытность в жадном поглощении прекрасных явлений жизни уже очень давно. Например, еще в 1989 году, во время туристической поездки в Японию, поняла, что мне неинтересно снимать «себя, любимую» в интерьерах знаменитых садов в Киото, изученных мною наизусть задолго до этого по зачитанным с юности книгам (например, «Философия японского сада»). Мне нужен был «чистый» визуальный продукт, а мой «портрет на фоне» только портил и искажал этот фон, его первоначальный замысел! Чем больше я снимаю, тем меньше у меня на снимках людей, заслоняющих рукотворный ли, первозданный ли пейзаж. Фотопортреты и репортажные фотографии – это не мой жанр. Эти жанры ближе к журналистике, чем к поэзии, о которой мы с тобой говорим. Для меня важна прежде всего образность, метафоричность снимаемого объекта.
Заметим, что мир земной и поднебесный (тундра, леса Амазонки, снежные пики гор) прекрасно обходятся без человека. Это Божий мир до сотворения Адама! И есть, например, прекрасные виды бабочек и птиц, которые человечество никогда бы не увидело, если бы отдельные энтузиасты не забредали в непролазные джунгли, чтобы подсмотреть их тайную жизнь и запечатлеть ее на фото– или кинопленке. То есть эти чудесные, райские птицы, эти цветы и пейзажи прекрасны бескорыстно! Без расчета получить высший балл на конкурсе вселенской красоты. В этом смысле фотография – живопись Бога! Человек, вторгаясь в эту гармонию, часто только нарушает природный баланс невидимой, тайной, не явленной миру красоты, созданной величайшим художником и дизайнером – Создателем Вселенной. Именно его «копирайт» стоит, например, на цветущих коралловых рифах с порхающими вокруг них рыбами – ангелами фантастического окраса!
С годами это желание подсмотреть и запечатлеть убегающий в вечность солнечный блик на расцветающей розе переросло само себя. Мне захотелось поделиться этим восторгом любования с окружающими меня людьми, лишенными такой возможности то ли по причине проживания среди городских громад, то ли по отсутствию времени (и средств) для путешествий и созидательного созерцания дарованного нам всем прекрасного, если его не обезобразить специальными усилиями, мира. Даже ужасные явления природы, например, извергающийся вулкан или мощные грозовые разряды, с эстетической точки зрения безупречно прекрасны. Это я и хочу сказать серией своих фотопроектов «Мания Моне», «Старая Ладога», «Рассвет на Ганге», «Сады Уэльса», «Регата Катти Сарк» и так далее, как любил говорить Председатель Земного Шара Велимир Хлебников, прерывая чтение своих стихотворений.
– Что можно вырастить в душе такого, чего не вырастить ни в каком реальном саду?
– Конечно же, слово! Текст, который, как правило, таится за каждым избранным мною кадром. Он как бы уже существует сам по себе и только хочет, чтобы его «озвучили», открыли. Серия фотоцветов «Шелковый пропеллер» или «Гнездо звезды» – это такое же послание в будущее, как, допустим, стихотворение. Есть и целые фотоновеллы. Например, «Мак имени Елизаветы Хилл» или «Слезы по генералу Гамову» – красные розы после лондонской летней грозы в день смерти генерала в японском госпитале. Его оплакивало само небо…
– С чего у тебя обычно начинается выращивание «фотографического цветка»?