Я! Помню! Чудное! Мгновенье!.. Вместо мемуаров

– А Ремарка любил как писателя или как друга?

– Он его очень ценил. Ремарк был и моим большим другом. Когда Кальман умер, Ремарк пришел ко мне и сказал: «Верочка, ты потеряла мужа, я – жену. Выходи за меня замуж, ты ведь знаешь, как я тебя люблю!» Но я замуж больше не хотела. Я 25 лет была замужем и хорошо знала цену мужской ревности. Кальман был чрезвычайно ревнив, этим часто отравлял мне жизнь. Ремарку я ответила, что останусь навсегда просто Верой Кальман. Но если бы Вы только знали, какие мужчины делали мне предложения!..

– Насколько я знаю, в двадцатипятилетнем супружестве Вы сделали небольшой – этак в год – перерыв.

– Это было в годы эмиграции, в Америке. Я так устала от ревности мужа, что бросила и его, и детей, вышла замуж за очень богатого французского дипломата и уехала с ним в Лас – Вегас. А мой первый муж каждый день писал мне письма. Он писал их замечательно. Его последние перед официальным разводом письма были особенно нежны: «Мы с тобой женаты последние дни, моя маленькая Макинская. Да сохранит Господь наше супружество!.. Эти письма хранятся в моем доме в Париже.

– Вы их опубликуете?

– Ни за что! Это сделают мои дети после моей смерти.

– Кальман уговаривал Вас вернуться к нему?

– Ежедневно. А через год мой второй муж погиб в авиационной катастрофе. Кальман сказал: «Верочка, Господь Бог хотел, чтобы ты вернулась ко мне. Прошу тебя снова выйти за меня замуж…

– После того, как немецкие войска в 1938 году вошли в Австрию, Кальмана вызвали в рейхсканцелярию и объявили, что Гитлер за большие заслуги присвоил ему звание «почетного арийца». Кальман отказался. Он был смелым человеком?

– Он не был героем, если Вы это имеете в виду. Но он был евреем и совсем не хотел становиться «почетным арийцем».

– В годы эмиграции в Америке, работая в магазине готового платья, Вы познакомились с Гретой Гарбо, зашедшей в магазин купить платиновую норку за 40 тысяч долларов. Вы поклялись себе, что у Вас обязательно будет такая же. И, как известно, добились своего. Правда ли, что именно меховое манто, в котором Вы появились на вечеринке, помогло Америке заметить композитора Имре Кальмана?

– У Гарбо никогда не было норки за 40 тысяч долларов (очевидцы утверждают – была! – И.Т.)! Это была моя шубка! Я ее одолжила у хозяина магазина, где работала. Мы жили тогда очень стесненно, эмиграция – вещь, знаете ли, очень нелегкая. У нас не было таких больших денег, чтобы ее купить. А еще я тогда одолжила чудное платье и жемчуга… Сейчас у меня очень большая коллекция драгоценностей. Но я их не ношу, это опасно. Они все застрахованы и лежат в сейфе швейцарского банка. Я же надеваю копии.

– Вы так любите драгоценности?

– Как не любить, я же русская. У меня и сегодня самая красивая на свете норка – от Диора. Погодите! Я Вам ее сейчас покажу. Уверена, Вам очень понравится!..

– Тоже светлая?

– Нет, светлых я больше не ношу, мода прошла. Так вот, в тот вечер в Америке, я вошла в зал под руку с моим мужем. И все сразу стали спрашивать друг друга: «Кто эта красавица?» Как она потрясающе одета!» «Ах, это жена Кальмана?!»… Успех был огромный, и мой расчет полностью оправдался. Кальману сразу же предложили турне, студия Metro – Goldwyn – Mayer приобрела права на постановку «Марицы»… А потом он написал новую оперетту – «Леди из Аризоны»… Мы стали жить в большом богатстве…

– Вы считаете, оперетты Кальмана популярны и сегодня?

– Тьфу – тьфу – тьфу. – Вера Кальман слегка закатывает глаза и стучит по дереву.

– А какую из его оперетт любите больше всего?

– «Принцессу цирка», русскую.

– В Америке Вы особо не задержались. Через шесть лет после окончания войны вернулись в Европу. Кальман умер во Франции, а похоронен в Вене? Он так пожелал?

– Он мне никогда ничего об этом не говорил. Просто как – то обмолвился: «Верочка, ты сама решишь…»

– Вы ни о чем не жалеете?

– Я никогда не жалею о том, что уже сделала…

Наш разговор длился больше двух часов, и я вдруг заметила, что светская львица Вера Кальман устала, что спину уже держит не так прямо, что глаза погрустнели… «Пойду, – сказала я и тоже загрустила, что так и не сподобилась увидеть «самую красивую на свете норку», – совсем Вас расспросами замучила…» Мадам Кальман выпрямилась: «Хорошо, идите, а мне пора одеваться. Вечером я должна быть на большом party…»

Когда я потом рассказывала друзьям, что в апреле 1997 года познакомилась на одном приеме в Австрии с супругой Имре Кальмана, многие удивлялись: «Но ведь он же давно… Сколько же ей было лет?». Сделав нехитрые подсчеты, я пришла к выводу, что на момент нашей с ней встречи Вере Макинской – Кальман было 84 года.