– Конечно, все могло быть несколько умней. Не спорю, что страны, бывшие когда – то «республиками», наносят вред собственной культуре, если, скажем, отрезают своих специалистов от российской научной периодики (сужу по «Вестнику древней истории»), вообще вытесняют русский язык. Но это уже их проблема, и не нам их учить. Попробуйте скажите ирландцам что – нибудь касательно великобританского «культурного пространства», в котором прежде так блистали писатели ирландского происхождения.
– Проблема «интеллигенция и власть» у нас в стране всегда была злободневной (вспомним хотя бы мандельштамовское «Власть отвратительна, как руки брадобрея»). Сегодня проблема особенно обострилась, а может, просто стала откровеннее. Многие писатели, критики, литературоведы почувствовали себя государственными деятелями, они выступают в печати, по ТВ, заседают в парламенте, дают советы президенту. Вас, случайно, поприще политического деятеля не привлекает?
– Меня – нет. Но все – таки я по старой памяти думаю, что общественный деятель – не совсем то же самое, иногда совсем не то же самое, что «власть».
– В одном литературном споре говорилось, что, что любой великий писатель «отравляет» жизнь двум – трем последующим поколениям. Как член Комитета по Госпремиям России видите ли вы такую способность у наших современников?
– А Вам не кажется, что сегодня нет такой «вакансии», такого «амплуа», места в бытии, как великий человек – в классическом смысле этих слов? Вообще великий человек, не только великий писатель? Я совсем не хочу сказать, будто нынче все непременно маленькие в смысле уничижительном, нет, совсем другое…
Впрочем, если не считать нескольких известных из истории разительных самоочевидностей и забавных ошибок – и те, и другие суть исключения, подтверждающие правило, – кто же когда бывал велик для современников?
– Я слушала на семинаре Ваши «Рассуждения о русской поэтической системе» и думала о том, что правы наши критики: действительно, давно уже назрела необходимость в новой научной истории русской литературы. По старым, глубокó идеологизированным книгам невозможно учить и учиться. Но возможна ли такая история русской литературы, построенная на «чисто эстетических основаниях», где утверждение «стихи не делают из идей, стихи делают из слов» станет восприниматься как нечто абсолютно естественное?
– Признаться, не очень понимаю, что такое «история русской литературы, построенная на «чисто эстетических основаниях».
Параллельно с семинаром я читал в предыдущем семестре курс о религиозных темах русской литературы – уже не «на чисто эстетических основаниях». Просто при разговоре о стихах необходима та степень предметности, которая сама собою подразумевается при разговоре о музыке. Сентенцию, приписываемую Маларме, нужно понимать так, как она сказана: стихи – не то чтобы просто «слова», но то, что из слов «делают». Семинар я устроил именно для моих венских студентов, ибо столкнулся еще раз с известным явлением: иностранец, даже выучившись довольно прилично русскому языку, сбивается в ритме русского стиха, что объяснимо отчасти значительно меньшей резкостью контраста между ударным и безударным слогами в западных языках по сравнению с русским, отчасти же тем, что немецкоязычная культура уже успела отойти от классической просодии куда дальше нас. Поэтому мне и показалось разумным сделать темой семинара языковую, речевую материю русской поэзии (включая последствия для поэзии русского ударения); чтобы они стихи услышали. Стал бы я так разговаривать, скажем, с отечественными школьниками? Нет, не совсем так. Но мне вспоминается очень давнее дело: когда я учился на пятом курсе, мы должны были в порядке «педагогической практики» дать несколько уроков в одной из московских школ, мне досталось некрасовское «Кому на Руси жить хорошо», и я подивил вверенных мне школьников (и наблюдавшего за мной учителя), поставив вопрос: что они могут сказать о размере поэмы и о том, как, по их мнению, этот размер звучит? Сейчас мне понятно, до чего дико я выглядел; но я не исправился и до сих пор думаю, что учить русской литературе, не понимая дактилических клаузул, невозможно. Кстати, я видел в детстве советский школьный учебник 30 – х годов, конечно, «глубоко идеологизированный», однако содержавший совсем недурные справки по теории метрики (за давностью лет не припомню ни автора, ни выходных данных). Что до сегодняшнего момента, то у нас есть прекрасные литературоведы, грех жаловаться.
– Однако, по утверждению многих Ваших коллег, современные литературоведение и литературная критика переживают сейчас «кризис жанра».