Я! Помню! Чудное! Мгновенье!.. Вместо мемуаров

Понимаете, в каком – то смысле эта бессмысленная терминология небессмысленна. И если вернуться к повести «Час короля» то и те неприятности, которые она на меня навлекла, тоже совсем не абсурдны, совсем не случайны. В этой повести нет ни одного слова прямой антисоветской пропаганды, но она была несоветской, и этого уже достаточно, чтобы быть антисоветской. Она была антифашистской и, следовательно, антикоммунистической. К несчастью, это банальная истина. Повесть не могла быть опубликована не только потому, что я не был никому известен, не имел знакомств и т.д., но и потому что у начальственного читателя она сразу возбуждала специфические подозрения. У полковника КГБ, который однажды «беседовал» со мной, не было никаких сомнений в том, что это зашифрованное антисоветское произведение, где под видом фашистской Германии изображен Советский Союз.

И знаете, в каком советском журнале эта повесть была – таки напечатана?

– ?

– В журнале «Литературная Армения».

– Вы сами передали ее туда?

– Нет, это случилось не моей вине, сотрудники редакции сами где – то нашли. Правда, мы с Лорой, моей женой, однажды путешествовали по Закавказью, но, к сожалению, не добрались до Еревана. Так что, перечитав до поездки Мандельштама, я так и смог увидеть его Армению.

Да, знаете, а еще в лагере, где я «околачивался» шесть лет, у меня был очень интересный друг. Значительно старше меня, ведь мне тогда было чуть больше двадцати. Его фамилия была Овсепян. Имя, кажется, Геворк, но в имени я не совсем уверен. Это был такой маленький щуплый человечек из Бейрута. Он совершенно не знал русского языка, говорил только по – французски. Тогда, после войны, много зарубежных армян потянулось на родину предков. В нашем лагере их тоже было довольно много. Потому что многим из них, как и отцу моего лагерного друга, состоятельному коммерсанту, возвращение на родину не понравилось, и они решили уехать вместе с семьями обратно. Естественно, их всех и посадили – «за измену родине». Какой родине? Хороший вопрос. Ответить на него тем, кто сажал, было бы трудно.

С Осипяном мы сдружились, и он мне рассказывал удивительные и интересные вещи. А ночами после работы сидел в бараке и работал над большой поэмой, которую, как утверждал, пишет на настоящем армянском языке – западно – армянском. Иногда пересказывал мне из нее куски по – французски. Так вот поэма посвящена была Сталину. Потому что автор рассчитывал, что Сталин, как восточный человек, клюнет на его лесть и освободит его из лагеря…

– А расскажите о романе, который, прежде чем «выдавить» Вас из страны, изъяли у Вас при обыске. Вы его по памяти восстановили?

– Я написал его заново, и, возможно, это даже пошло роману на пользу. Я всегда глубоко сомневаюсь во всех результатах своей работы и поверьте, что это не фраза. Он был у меня отнят вместе с другими бумагами. Лишь небольшая часть романа была напечатана на машинке, остальное написано мелким малоразборчивым почерком. Не думаю, чтобы кто – нибудь взял на себя труд все это расшифровывать. Тем не менее меня известили об аресте романа, и я даже получил справку из Главлита, что он признан антисоветским.

Называется он «Антивремя» и издан на многих языках – по – русски, по – немецки, по – итальянски, по – французски…

Содержание? Видите ли, меня чрезвычайно занимал вопрос о предопределении. Я хотел понять, каким образом в нашей жизни соотносятся случай, свобода выбора и то, что можно было бы назвать программой, вернувшись к первоначальному смыслу греческого слова: нечто «пред – писанное». Однажды мне пришло в голову, что можно примирить обе версии – жизнь, как хаос случайностей и жизнь, как осуществление некоторого Плана, – если представить себе, что мы живем в двух временах. Это два потока, текущих навстречу друг другу: хаотическое время, в котором мы живем от колыбели до смерти и встречное антивремя, божественное время, которое несется к нам из будущего и вносит в нашу бессмысленную жизнь смысл и порядок.

Речь идет о чисто мифологическом представлении, антивремя это не просто воспоминания о прошедшей жизни, это попытка найти в ней или привнести в нее какой – то определенный смысл, попытка ее упорядочить. В конечном счете антивремя – это литература.

На этом приблизительно и построена книга – нечто вроде воспоминаний очень немолодого человека о своей юности. Этот человек – сын двух отцов или, если хотите, сын двух народов. Речь идет о любви и предательстве. Сюжет придуман, но в качестве внешних условий и кулис использован мой собственный опыт жизни.

Кроме того в «Антивремени» я пытался решать и некоторые чисто языковые проблемы, так как язык и стиль для меня имеют огромное значение, и, может быть, язык и является самоцелью литературы.

– Вы пишете и по – русски, и по – немецки?

– То, что для меня по – настоящему важно, я пишу по – русски. Я понимаю, например, каким образом Флобер мог просидеть двенадцать часов и сделать одну фразу. Эта система, этот стиль предполагают возможность и необходимость работать только в родном языке.