Я! Помню! Чудное! Мгновенье!.. Вместо мемуаров

– По мнению Иосифа Бродского такого явления, как эмигрантская литература, как, впрочем, и литература метрополии, – не существует. Существует определенное количество авторов, у которых общего знаменателя только и есть, что язык. Вы в эмиграции много лет. Совпадает ли эта мысль с Вашим видением литературы?

– Полагаю, Бродский имел ввиду, что факт эмиграции не меняет чего – то важного в мироощущении писателя, в том, что он хочет сказать. В этом смысле, действительно, не очень важно, живет ли писатель в своей стране или где – нибудь еще. Вопрос терминологии. Для закрытой страны понятие «эмиграция» имеет огромное значение. Можно сказать, что несвободный режим, несвободное государство – это для нее материнская почва, оно как бы имплицирует невозможность, но необходимость эмиграции. Но надо сказать, что по своему положению писатель всегда в какой – то степени изгнанник, об этом говорилось тысячу раз и не думаю, что это было просто красивым словцом. Это человек, который стоит в стороне от общества, тогда он может что – то сказать людям. Я как – то плохо себе представляю в наших современных условиях настоящего писателя, удачно совмещающего жизнь в обществе и существование вне общества.

– А как же быть с многими крупными писателями ХХ века, которые отнюдь не затворялись в башне из слоновой кости…

– Когда они обращались к своим подлинным проблемам, когда писали важные для них вещи, то дистанцировались от общества, становились эмигрантами.

Литературная эмиграция существовала всегда, начиная хотя бы с Овидия. Данте был эмигрантом. Русская литература ХIХ века, конечно, не целиком, но в значительной степени была создана за пределами страны. Если вы составите список великих книг ХХ века, половина из них тоже написана не на родине писателей. Короче говоря, эмиграция – это нечто очень положительное для писателя, при всех «но», которые мне прекрасно известны.

– Относится ли все вышесказанное к современной русской литературе?

– У меня уже давно возникло ощущение, что писатели моего поколения, и в особенности писатели известные, в свое время выброшенные из страны, так же, как и некоторые оставшиеся, но сохранившие лицо, все принадлежат минувшему времени. Я подозреваю, что для современных молодых литераторов проблематика, которая питала литературу протеста, борьбы за права человека, за право писать правду о жизни, противостояние рептильным писателям и генералам от литературы, советской идеологии, все это потеряло актуальность, стало банальным или во всяком случае малоинтересным. Возникла новая литература.

Должен признаться, что в чисто литературном значении она меня мало увлекает, не кажется значительной. Но это не важно. Важно другое: словлена литературная парадигма, и на фоне того обвала культуры, который мы сейчас видим, появление поросли молодых писателей, о которых нельзя сказать, что они являются антисоветскими, но которые просто являются внесоветскими писателями и во многом даже отходят от старых традиций русской литературы, так или иначе подхваченных советской литературой, это надежда на будущее. Я не исключаю даже довольно далеких от меня представителей современного нового авангарда. В России всегда существовала очень жесткая порабощающая традиция социальной критики. Такая же порабощающая, как и сама русская литература. Очень трудно выбраться из – под этой традиции, такие попытки иногда делались, в начале ХХ века даже успешно. Сейчас происходит мучительное высвобождение.

– В то время как мы все еще скрещиваем мечи в надежде найти ответ на вопрос, что есть истинная литература, а что ее суррогат, раздел сфер влияния между коммерческой литературой и просто литературой в Западной Европе, по Вашему мнению, уже вполне завершен: они не только не мешают друг другу, но попросту не замечают друг друга. Это приемлемо для страны, где издавна бытует мнение, что, говоря словами Пастернака, бедствие среднего вкуса хуже бедствия безвкусицы?

– Это неизбежный процесс. Прежде всего, тривиальная литература давно занимает почетное место. Более того, советская литература в целом напоминала тривиальную литературу, таковы были ее установки: теория социалистического реализма в некотором смысле теория именно такой литературы. Но это особый разговор. Речь же о другом. В любом народе есть потребность в развлекательной литературе, детективной. Книжки, которые обычно читают в вагоне, а в конце пути бросают в корзину или стирают из памяти компьютера, потому что их уже не надо перечитывать, как не надо дважды смотреть криминальный фильм. Почему бы такой литературе не быть? Просто ее нужно ставить на определенную полку…

– Гонения, цензура, невозможность прямо высказаться поощряли писателей уходить в глубину, в область экзистенциальных поисков, осмыслений коренных проблем жизни, «последних вопросов», по выражению достоевского. Вам такие поиски близки или предпочтительнее «прямое» письмо?