В таких мечтах: «Ты видишь, – возгласил,Входя, Сергей, – я не обманщик, Сашка», —И, сдерживаясь из последних сил,Присел к столу и пододвинул чашку.И осмотрелся. Симпатичный тестьОтсутствовал, но жил нельзя шикарней.Картины, бронзу – все хотелось съесть,Все как бы в рот просилось, как в пекарне.И вдруг в мозгу мелькнуло: «И съедят.Не только дом, но раньше или позжеИ эту ночь, и тех, что тут сидят.Какая чушь!» – подумалось Сереже.Но мысль осталась, завязав дуэтС тоской, что гложет поедом поэтов,И неизвестность, точно людоед,Окинула глазами сцену эту.И увидала: полукруглый стол,Цветы и фрукты, и мужчин и женщин,И обреченья общий ореол,И девушку с прической a lа Ченчи.И абажур, что как бы клал запретВовне, откуда робкий гимназистикСмотрел, как прочь отставленный портрет,На дружный круг живых характеристик.На Сашку, на Сережу, – иногдаНа старшего уверенного брата,Который сдуру взял его сюда,Но, вероятно, уведет обратно.Их назвали, но как-то невдомек.Запало что-то вроде «мох» иль «лемех».Переспросить Сережа их не мог,Затем что тон был взят как в близких семьях.Он наблюдал их, трогаясь игройДвух крайностей, но из того же теста.Во младшем крылся будущий герой.А старший был мятежник, то есть деспот.
6
Неделю проскучал он, книг не трогав,Потом, торгуя что-то в зеленной,Подумал, что томиться нет предлогов,И повернул из лавки к Ильиной.Он чуть не улизнул от них сначала,Но на одном из бальцевских оконНад пропастью сидела и молчалаПо внешности – насмешница, как он.Она была без вызова глазаста,Носила траур и нельзя честнейВитала, чтобы не соврать, верст за сто.Урвав момент, он вышел вместе с ней.Дорогою бессонный говор ветокБыл смутен и, как слух, тысячеуст.А главное, не делалось разведокПо части пресловутых всяких чувств.Таких вещей умели сторониться.Предметы были громче их самих.А по бульвару шмыгали зарницыИ подымали спящих босомыг. И вот порой, как ветер без провесуВзвивал песок и свирепел и креп,Отец ее, – узнал он, – был профессор,Весной она по нем надела креп,И множество чего, – и эта лаваПодробностей росла атакой в лобИ приближалась, как гроза, по праву,Дарованному от роду по гроб.Затем прошла неделя, и сегодня,Собравшися впервые к ней, он шелРассеянней, чем за город, свободней,Чем с выпуска, за школьный частокол.