Однажды Валяев принес мне листовку на английском языке, в которой сообщалось о разгроме немцев под Сталинградом. На листовке была схема обстановки в двух красках: красной обозначены наши войска, а синей — немецкие в окружении. Эта листовка стала для нас величайшим сокровищем. В ней сообщалось много фактов и цифровых данных о Сталинградской операции. Она требовала более тщательного изучения, а обстановка в казарме не позволяла этого сделать. Пришлось пойти в уборную. Я зашел в кабину, а Валяев стал около нее якобы в очередь. Я читал и запоминал факты, цифры и, по-видимому, слишком увлекся, долго задержался. Около кабины образовалась очередь, а я не мог оторваться от листовки, забыл о времени и месте, с увлечением читал, перечитывал, буквально зазубривал на память… Только громкий стук в дверь и крепкая ругань привели меня в чувство. С большим сожалением порвал я эту листовку и спустил обрывки в унитаз. Вышел из кабины, как пьяный. На меня накинулись чуть не с кулаками:
— Черт бы тебя взял! Ты что, спать сюда пришел?!
— Простите, товарищи… Живот заболел…
— Живот?! С чего бы это, не мог же ты обожраться?
А я уж мчался в казарму, вслед за мной бежал Валяев и на ходу требовал:
— Да скажи, что там? Как дела? Да говори же, черт тебя дери!
— Подожди… подожди… — говорю, а сам задыхаюсь. — Дай чуточку успокоиться, дай передохну.
Залезли мы с ним на самые верхние нары, и там я передал ему содержание листовки. Валяев слушал, и его стала бить нервная лихорадка. В общем, в листовке были все те факты, которые сейчас известны всем. Не знаю, как она попала в Германию, но нам ее передали немецкие коммунисты. Разгром немцев под Сталинградом явился для нас настоящим праздником. Мы торжествовали, мы плясали и плакали от счастья, у нас чесались кулаки…
Не прошло и часа, как вся наша команда знала о великой победе под Сталинградом. Листовка же сообщила имена новых, ранее неизвестных в армии полководцев: Чуйков, Рокоссовский, Воронов, Василевский. Лично меня особенно порадовало появление фамилии Рокоссовского. О его трагической судьбе я знал еще по Ленинградскому округу. А вот он — командующий фронтом! Зная его полководческие способности, я радовался, что наша партия и наш народ спасли Рокоссовского, поставили во главе войск. Очень радостно я воспринял и появление в руководстве Василевского. Все мы, работники оперативных отделов штабов округов, еще до войны хорошо знали Василевского как крупного оператора-стратега, хорошо знающего методы ведения войны. А я его знал по Академии Генштаба, которую он окончил с нашим курсом. Известие о том, что он стал начальником Генерального штаба и работал непосредственно в Ставке, вызвало у меня и некоторых других товарищей слезы радости. Мы теперь уверены были, что кончились поражения и начнутся победы. Огромное, решающее значение на войне имеет Верховное руководство. Какая бы ни была морально-устойчивая и технически оснащенная армия, но если ею управляет верховный дурак — война будет проиграна. Теперь мы уверены были, что во главе армии находится человек, знающий дело, гениальный полководец, и во главе фронтов появились новые талантливые военачальники. Теперь мы ожидали больших побед на фронтах войны. Как мог, рассказывал я товарищам о новых полководцах, об их личных и военных качествах.
Известие о Сталинградской победе очень подняло наше моральное состояние. Повысилась и наша активность в борьбе с фашистами.
Основное направление нашей борьбы — это была порча продуктов, которые в то время для Германии были дороже золота. Уничтожение продуктов — весьма ощутимый удар по тылу, по боеспособности армии, по ее моральному состоянию.
Склады, конечно, очень строго охранялись. Но разве можно охранить склады от грузчиков?!
Мы нашли немало способов, которые приносили немцам огромный ущерб и в то же время были безопасны для нас. Основным методом борьбы были диверсии.
Акты диверсии были самые различные. Многие очень простые, безопасные для нас и очень действенные. Так, например, во время погрузки мы делились на две группы: одна группа находилась в вагоне, другая на тележках подвозила ящики с консервами. В вагоне мы были полными хозяевами — наблюдающие офицеры, как правило, в вагоны не заходили, — и вот здесь-то и разворачивалась вся наша выдумка и энергия. В порчу продуктов мы вкладывали немалую изобретательность. Наиболее распространенным способом была порча консервов. Каждый имел в кармане остро заточенный гвоздь (шило) и старался как можно больше проткнуть банок. А от одной испорченной банки портились десятки других. Можете себе представить, сколько можно испортить банок консервов, если 250 человек ежедневно будут протыкать по сотне банок в день, работая с напряжением с утра до позднего вечера и в течение года?! По-видимому, очень много.