Я предупреждал о войне Сталина. Записки военного разведчика

Мы, стиснув зубы, молчали. Из полутора тысяч человек не нашлось ни одного предателя и труса. Немцы стали выхватывать каждого десятого, но мы все — все десятые! — продолжали молчать. Молчание было страшным, жутким. Что-то в каждом из нас и во всей массе напрягалось, натягивалось… вот-вот взорвется. Мы чуть было не набросились на фашистов, тогда бы погибли все: мы, сербы и фашисты.

И вдруг из наших рядов вышел пожилой серб и обратился к своим на своем родном языке с предложением выйти и не подвергать русских «братушек» опасности массового расстрела. Все сербы, как один, вышли на середину трюма. Им приказали подняться на палубу. А мы после их ухода еще долго молчали, снимая с души страшное напряжение, которое чуть было не вылилось в стихийный взрыв. Прямо здесь, в трюме, произошла бы кровавая свалка…

О дальнейшей судьбе сербов я узнал лишь недавно, просмотрев фильм «Кровавая дорога». Почти все наши «братушки» погибли на фашистской каторге в Норвегии.

В Осло с нашего парохода вывели пятьсот человек, а остальных повезли в Ларвик и Ставерн.

В Ставерне нас разместили в старинной крепости в деревянных бараках для сушки рыбы. Крепость, конечно, была обнесена проволокой в несколько рядов и обложена минами. По углам — вышки с пулеметами.

Бараки — двухэтажные. Из окон второго этажа просматривалась окружавшая нас местность. Недалеко от крепости шумно плескалось море. Берег скалистый, изрезанный узкими глубокими фьордами. Вдоль побережья наши военные глаза определили, что мы находимся в оборонительной зоне так называемого «Атлантического вала», о непреодолимости которого фашисты кричали на весь мир. Приметили также какое-то строительство и казармы военных гарнизонов.

Не стоило большого труда тотчас правильно определить, что привезли нас сюда для дальнейшего строительства укрепления. Так как все такие работы проводятся в строгой тайне, следовательно, нас после окончания строительства уничтожат. О таких случаях мы уже кое-что знали.

Что же делать? Неужели помочь врагу укрепиться, а затем погибнуть? Так не лучше ли погибнуть сначала, не сделав ни одного полезного движения для врага, без лишних физических и моральных мучений? Обменялись мнениями. Споров больших не было. Решили — отказываться от работы, вплоть до расстрела.

На следующий день на поверке о нашем решении мы сообщили немцам. Конечно, делегации не выделяли, а просто стали кричать из строя:

— Работать не будем!

Немцы были ошеломлены и встревожены. Тотчас же нас оцепили автоматчики и загнали обратно в бараки. Потребовали выдать зачинщиков. Таковых не нашлось. Не было и предателей. Правда, предательство мы предупредили. Всех бывших легионеров и членов «Русской Трудовой партии» собрали в кучу, окружили плотным кольцом и начали кулаками футболить каждого. Помяв им основательно бока, предупредили, что все они будут уничтожены, если кто-либо из нас по их вине будет расстрелян.

Не добившись результатов, немцы наказали третью роту, так как первые крики раздались из ее рядов, — лишили ее хлеба на несколько дней. Все эти дни остальные роты выделяли для штрафников хлеб из своих скудных пайков. Урезать из 300 граммов хлеба, единственного источника жизни, 25 грамм в пользу товарищей являлось большим подвигом. Это свидетельствовало о большой сплоченности советских офицеров, готовых с риском для собственной жизни спасти товарищей. В каждом из нас жил суворовский приказ: «Сам погибай, а товарища выручай». Это говорило также и о том, что наша подпольная организация тоже была на высоте и умело проводила работу. Несколько дней нас не тревожили. Комендант лагеря выжидал. Когда наказание, по его мнению, возымело должное действие, он сделал первую попытку заставить нас работать. Выделили из нашей роты 30 человек и вывели на военный объект. Все 30 человек отказались взять лопаты. Немцы выстроили нас и объявили: «Кто не хочет работать, выходи под расстрел». Эффект получился противоположный ожидаемому. Все тридцать шагнули вперед. Залпа не последовало. После демонстрации расстрела всю группу привели обратно. В этой группе кроме меня было еще несколько человек из нашей подпольной организации. Помню, были Водолазкин, Шелагин, Шевралев (и еще несколько человек, фамилии которых не помню). Это уже был мой второй расстрел, из-под которого бежать было некуда. Приходилось стоять и ожидать залпа. О первом расстреле, из-под которого мне удалось бежать, я рассказал в первой книге. Был и третий расстрел, о котором скажу ниже.