Я предупреждал о войне Сталина. Записки военного разведчика

Ночью в моей роте произошло нечто непредвиденное. Нас чуть было не сожрали живьем клопы. Ни один человек не уснул ни на одну минуту. Миллионы клопов набросились на нас и начали поедать нас живьем. Как мы ни закутывались в одеяла и простыни, ничего не помогало. Эти звери были какой-то особой породы — крупные, черные. Они прокусывали даже простыни, добирались до тела. Люди сидели на нарах всю ночь и что есть силы давили этих гадов. Но разве передавишь на себе миллионы клопов? И снова реплики и ругань: «Эх, братва, мы так и до утра не доживем! Сожрут нас клопы! Будем кормить клопов, пока не подохнем!» «И действительно, — подумал я, — ведь есть такой особый вид смертной казни. Надо дожить до утра, а завтра — никаких занятий! Все усилия направим на борьбу с клопами!»

Утром все клопиные полчища забрались в свои щели. Я побежал к командиру роты и от имени всех военнопленных потребовал принять меры против клопов. «Безнадежное дело, — ответил командир роты, — до вас еще многие пытались уничтожить клопов, но ничего не вышло. Их тут десятки миллионов, кругом ведь дерево. Нужно всю казарму сжечь! А где будем жить зимой?» — «Но ведь с клопами мы и до зимы не доживем, погибнем. Нужно несколько баллонов хлора выпустить в казарму, есть ли хлор?» — «Нет!» — «Эх, может быть, сера есть? Или другая какая жидкость?» — «Нет, ничего нет». — «Тогда будем ошпаривать клопов кипятком. И пока не покончим с клопами, никаких занятий в роте быть не может!» — «Ладно, действуйте», — сказал начальник роты.

На утренней поверке я объяснил людям сложившуюся ситуацию и потребовал от всех включиться в борьбу с клопами. На кухне, которая располагалась рядом с казармой, забрали мы все ведра, ржавые котлы, кастрюли, черпаки, пошли в ход и свои котелки и ложки. Все кипятили воду, благо дров и воды было много. Кипяток мы несли в казарму и обливали нары и столбы. Работали напряженно с утра до обеда. Много уничтожили этой твари. Выгребали и выносили из казармы обваренных клопов целыми ведрами. «Ну, — думали, — теперь им конец, уснем спокойно». Я сшил себе мешок из одеяла и простыни, залез в него и сразу уснул. Но ночью я вскочил как ужаленный. Опять на мне целая армия клопов! Пришлось вылезать из мешка и снова работать руками — давить их. Утром начали опять проводить ту же операцию. И так весь день, ночью — опять тот же результат. Нами овладело отчаянье. Справимся ли мы с этой поганью? И только на третью ночь мы уснули спокойно. Затем мы вели с ними такую же борьбу один раз в неделю. И только так мы их выжили. Нашему примеру последовали и многие другие казармы.

На 4-й день в роте начались регулярные занятия. Было составлено ротное расписание, изучали уставы, занимались строевой подготовкой, изучали винтовку. Распорядок дня был такой: подъем в 6 часов, зарядка и туалет — с 6 до 7 ч, завтрак — с 7 до 8 ч. С 8 до 14 ч — занятия. Обед — в 15 часов. После обеда никаких занятий не проводилось. Это время отводилось для госпроверки.

Глава 6

В 16 часов в барак приходили солдаты с винтовками, вызывали по списку нужных людей и уводили из лагеря. За чертой лагеря в лесу было построено много отдельных домиков. В этих домиках жили молодые офицеры контрразведки в звании в основном капитанов, майоров и подполковников. К ним приводили на беседу военнопленных по очереди.

Первым задавался вопрос: «Почему ты сдался в плен?» — «Я не сдавался, — отвечал военнопленный, — меня захватили немцы раненым, я не мог держать в руках оружие, да и патронов не было». — «Врешь, скотина!» — «Я прошу меня не оскорблять и на меня не кричать. Я старше вас по званию и по возрасту!» — «Ты сдался в плен добровольно и открыл фронт врагу, ты изменник Родины! А еще говоришь о каких-то правах!» — «Я изменник Родины? Ах ты, ублюдок! Сопляк! Ты еще пешком под стол ходил, а я уже своей грудью преграждал путь фашистам в нашу страну! На, смотри, сволочь, как исполосовали меня фашистские руки!» И, разорвав на себе рубашку, показал изуродованную грудь. «Ну, ты потише, — кричит следователь, — а то я тебя быстро отправлю на тот свет». И хватается за пистолет. «На, стреляй, сволочь, меня фашисты в бою не добили, в плену не дострелили, так убивай, подлец, на Родине!» Человек теряет сознание, истерика, крики. Его отливают водой, «Ну, иди в казарму, — говорит следователь, — скоро снова встретимся, ты еще не рассказал, как ты служил в гестапо. Скольких людей ты выдал? Об этом поговорим в следующий раз».

И такой вопрос задается человеку, которого я знал с первого и до последнего дня плена — старому коммунисту, организатору подпольной группы, которая занималась саботажем в лагере и организацией побегов из лагеря. Ну как можно вынести такое глумление?