После войны вся моя семья уцелела. Это было редкое явление. Муж сестры жены — Арсений Одерий — и мой товарищ по подполью в селе Вязовок был расстрелян. Брат жены — Григорий — тяжело ранен, лежал в госпитале. Отец жены умер. От моего брата Андрея никаких вестей. В общем, кругом похороны. Эта война принесла нашему народу такие несчастья, которых он не переживал за всю историю своего существования. Из военных погибло много моих друзей и знакомых.
После первого потока информации началась санитарная обработка. Я переоделся в новый костюм. Хорошо, что я еще в дороге, под Москвой, передал жене свой чемодан, иначе бы не было во что переодеться. Так уволило нас из армии командование 47-й учебной дивизии.
На второй день пошли смотреть предпраздничную Москву. Буря радостных чувств поднялась во мне. Еще недавно я находился в фашистском концлагере с привычной мыслью о том, что погибну, спасенья нет! И вдруг — Москва! И я живой! Хожу по улицам! Трудно было из заведомо мертвых воскреснуть и приобщиться к жизни. Безграничное чувство благодарности к великому русскому народу наполнило мое сердце. К народу, который в трагические трудные времена, когда погибла уже Украина и Белоруссия, не растерялся, схватился за оружие, грудью встал на защиту Родины и перебил хребет фашистскому зверю!
После ноябрьских праздников начал я оформление в гражданстве, получил паспорт и прописался к семье. И вот здесь меня ожидал первый сюрприз. Пригласили меня зайти в районное отделение НКВД Киевского района. Пришел. Спрашивают: «Вы с какого времени живете в Москве?» Отвечаю: «С 1931 по 1934 год и с 1937-го по 1945-й!» — «Все по тому же адресу?» — «Нет, когда учился в Академии им. Фрунзе, жил на Горьковской, а с 1937 года — на 2-й Извозной, в кв. 56». — «Почему же теперь у вас кв. № 4?» — «А потому, что мою довоенную кв. № 56 Академия Генштаба забрала, а теперь дали мне квартиру № 4, в том же доме». — «Вы еще не работаете?» — «Нет! Оформляю гражданство, а потом буду искать работу». — «Вы должны будете к нам являться для отметки каждый день вечером к 18 часам». — «Позвольте, что это значит? — спросил я. — Я что, снова подследственный? Госпроверка продолжается? — Я вскипел: — Вы что, снова беззаконие творите? Тогда лучше сажайте меня в тюрьму! Зачем мне такая свобода? Это тоже тюрьма, только без решеток! Ходить к вам отмечаться не буду!»
Повернулся и ушел. И ни разу после этого не ходил отмечаться.
Когда я получил паспорт, я стал ходить наниматься на работу. В первую очередь искал работу военного характера. Пошел в МГУ на военную кафедру. Спрашиваю: «Нет ли места для преподавателя тактики? Я окончил Академию Фрунзе и Академию Генштаба», — и показываю диплом. «О, конечно, нам очень нужен такой преподаватель, приходите завтра». Я с радостью лечу домой. На следующий день прихожу, спрашиваю: «Ну, как мои дела?» — «Плохо! Извините, пожалуйста! На вакантное место уже нашли преподавателя». Меня это так поразило, будто меня ударили обухом по голове! «Как, — спрашиваю, — за одну ночь нашли преподавателя?» — «Да, у нашего декана был свой кандидат. Так что, пожалуйста, заберите обратно ваши заявление и анкету». Просматриваю анкету и вижу: графа «был в плену» подчеркнута жирным красным карандашом. Все стало ясно. Сбывается то, о чем нам говорили еще в лагере приезжающие к нам родственники.
На второй день иду в Киевский райвоенкомат и прошу устроить меня на работу. Беру направление на должность военрука в одну из школ. Приезжаю, показываю направление. «Хорошо, заполните анкету», — говорят. Заполнил. Опять в графе «Был ли в плену или на оккупированной территории?» пишу: «Был в плену». Подаю на просмотр анкету. «Были в плену? Нет, вы нам не подходите!»