Я предупреждал о войне Сталина. Записки военного разведчика

И так я ездил по Москве три месяца (ноябрь, декабрь, январь 1946 года) и нигде не мог устроиться на работу из-за графы в анкете «Был ли в плену?». Я, конечно, мог скрыть это «преступление», но в силу своего характера, так как я не считал себя виновным за плен, считал пребывание в плену не позором, а несчастьем, я никогда этого не скрывал и очень за это страдал. На работу в Москве нанимались многие мои друзья по несчастью, и поступили только те, кто скрыл факт пребывания в плену. Так, подполковник Демин Иван Фролович, капитан Семенов, старший лейтенант Степанов и другие, скрыв факт пребывания в плену, быстро нашли работу. А с капитаном Никифоровым произошло что-то необычное и загадочное. Приехал он из Норвегии в Москву и, минуя всякие лагеря и госпроверки, сразу же устроился на работу преподавателем на военную кафедру Института кинематографии (ВГИК). Вскоре он там же оказался на должности секретаря партийного комитета института. На фронте и в плену он ничем себя не проявил, но активное сотрудничество с представителями бериевского ведомства в составлении пасквилей на советских людей в Норвегии сыграло свою роль. Ведомство Берии заботилось о своих кадрах. А я переживал одно тяжелое бедствие за другим. Из-за моей длительной безработицы у меня в семье сложилось очень тяжелое материальное положение. До моего приезда моя семья была окружена вниманием правительства и местных властей. За меня, «погибшего», жена получала пенсию, сама работала и получала еще четыре продуктовые карточки. В тех условиях, когда весь народ испытывал большие послевоенные трудности, моя семья была обеспечена хорошо. Но с моим приездом картина резко изменилась. Пенсия отпала, свою продуктовую карточку я использовал и стал в семье нахлебником. Одного заработка жены (200 руб.) на жизнь не хватало. Буханка черного хлеба в то время стоила на Дорогомиловском рынке 100 руб. Можете себе представить мои переживания, когда я видел голодающих жену и детей! И я ничем не мог им помочь! Попробовал я устроиться заместителем заведующего Дорогомиловского дровяного склада около Киевского вокзала. Но и там, прочтя анкету, отказали. Я уже был доведен до бешенства и крикнул заведующему: «Ты что, считаешь, что я могу устроить диверсию и сжечь дровяной склад?!» — «Да нет, — отвечает он, — я ничего не имею против тебя, но есть такая установка!» В общем, мы жили тогда не законами, а «установками». Достаточно было позвонить кому-либо сверху по телефону и дать «установку», и дело решалось. Без звонка сверху ничего нельзя было добиться.

Начал тогда я узнавать, кто из моих друзей забрался на «верхи» и может мне помочь. Узнал, что И.Х. Баграмян — уже маршал, находится где-то в Прибалтике и до него не добраться. П. С. Рыбалко — маршала бронетанковых войск — нет в Москве. Разуваев стал уже генералом армии и командующим Белорусским военным округом и находится в Минске, тоже далеко. Случайно встретил в Москве Мишу Шаронина, уже генерал-полковника, заместителя начальника Генштаба. «Здорово, Миша!» — окликнул его. Он обернулся, удивленно посмотрел на меня. «Здорово, Василь! — так он называл меня в Академии Генштаба. — Откуда ты, что с тобой?» — «Да вот, вернулся из плена, был в концлагере, демобилизован и безработный!» — предельно коротко ответил я ему. «Немедленно пиши письмо Сталину. Расскажи ему обо всем, что пережил, и проси восстановления в армии. А я тебе помогу. В Генштабе без этого ты ничего не добьешься». Распрощались мы, и я поехал домой, уже думая о письме Сталину. Приехал домой и начал трудиться над этим письмом. Жена тоже настаивала на том, чтобы я написал Сталину. В результате длительного труда я составил такое письмо:

«Дорогой Иосиф Виссарионович!

Я, бывший начальник Разведывательного отдела 6-й армии ЮЗФ, в результате тяжелых летних боев 1941 года попал в плен к фашистам. Я честно пережил плен. Не уронил своего достоинства советского офицера. Активно боролся с фашизмом в плену, состоял в антифашистской подпольной организации лагеря. Летом 1945 года вернулся из Норвегии на Родину, прошел госпроверку и приехал к семье в Москву. И вот здесь начались мои самые тяжелые страдания, неизвестно за что. Я окончил в 1934 году Академию Фрунзе, в 1939 году — Академию Генштаба. Два года не дослужил в армии до пенсии, и меня демобилизовали. А теперь из-за пребывания в плену меня нигде не берут на работу. Я не имею никаких средств к существованию и буквально голодаю вместе с семьей. Моя жена и трое маленьких детей ни в чем не повинны, и мне тяжело видеть себя причиной их несчастья.

Прошу Вас провести дополнительные расследования и, если я в чем-либо виноват, посадить меня в тюрьму. (Там меня хоть будут кормить, и я освобожу семью от голода.) А если я не виноват, то прошу Вас восстановить меня в армии.

С уважением, Новобранец».

Это письмо с грифом «секретно» я сам лично отвез в ЦК ВКП(б) и сдал в комендатуру.