— Никого не знаю и ни с кем не поддерживал никакой связи (а про себя подумал, как хорошо, что я действительно ни с кем не вошел в контакт, иначе все это вскрылось бы и мой конец был бы в подвале с крысами).
— Куда вы дели свое личное оружие?
— Я его совсем не имел. Прибыл на фронт с курорта из Одессы и не успел его получить (у меня так и было в действительности).
— Какую должность вы занимали до войны?
— Я был на Дальнем Востоке, участвовал в боях на Халхин-Голе, организовывал тыл 1-й армейской группы. После боев приехал в отпуск в Москву и уехал на курорт в Одессу.
И тут посыпались вопросы по тылу. Один офицер, смотря в справочник, задает мне вопросы: «Какой фронтовой паек для вашего солдата? Какой госпитальный паек? Какой суточный паек для лошади овса и сена? Какой паек для военнопленного?» На все вопросы я отвечал быстро и точно, так как еще в 1937 году в штабе Ленинградского военного округа производил расчеты продовольствия и фуража для армии на первый месяц войны, и все эти нормы я знал на память. Не знал только пайка для военнопленного и назвал наугад, фронтовой паек для солдата я угадал. Но если бы я засыпался по тылу, значит, тоже конец.
— Вы знаете, что вас ожидает? — спрашивает уже другой офицер.
— Да, знаю — расстрел.
— Что вы?! Немецкая армия — культурная армия. Мы офицеров не расстреливаем. Вы будете находиться у нас в плену, в лагерях в курортных местах, будете совершать прогулки, будете гулять — шпацирен, — подчеркнул он.
Ну, насчет прогулок на курорте — в это я сразу не поверил, а то, что меня уже определили в лагерь военнопленных, было для меня легче, лучше, чем идти обратно в подвал к крысам.
Мне пришлось испытать немецкие «курорты» в лагерях военнопленных. О них я расскажу в следующей главе «В фашистском плену».
После допроса меня повели уже в другое здание. Это оказалась тюрьма. Посадили в отдельную камеру смертников. Здесь тоже начитался разных надписей на стенах.
Переводчик Иван Иванович, уходя, положил на стол лист бумаги и карандаш — пишите на имя фюрера просьбу о помиловании. Позвольте! Разве я приговорен к смерти?
— А вы что, не видите, где сидите?
— Но я ведь ни в чем не виновен.
Переводчик ушел, а я задумался, сидя над листом бумаги. Что это значит? Опять провокация… Если я напишу просьбу о помиловании, значит, я в чем-то виновен. Дать им документ о несуществующей вине?! Нет, на такую провокацию я не поддамся!
Вскоре принесли мне котелок супа, кусок хлеба и ложку. Я давно уже ничего не ел и набросился на этот суп. Взял в рот и выплюнул. Горько-соленый вкус. Как будто эта баланда была сварена из морской воды. Нельзя было есть.
Через унтер-офицера передал, что такую гадость есть не буду. Что дают? Такое у нас даже свинья не будет есть. Прошу передать это начальнику гарнизона.
Часа через полтора пришел полковник, а с ним переводчик Иван Иванович.
— Почему вы отказались от пищи? В немецкой армии это считается большим преступлением.
— Господин полковник, я не служу в немецкой армии. Я военнопленный офицер и желаю получить нормальную пищу. У нас военнопленных кормят хорошо. Им выдают фронтовой солдатский паек. Ваш суп свиньи не будут есть, а вы им кормите людей.
Полковник вскипел:
— Ну знаете, Советский Союз не подписал конвенцию о военнопленных. Кушайте то, что вам дают.
— Господин полковник! Вы назвали меня военнопленным, а держите меня в тюрьме, как уголовного преступника. Прошу направить меня к нашим военнопленным офицерам.
Полковник передал распоряжение переводчику и унтер-офицеру, чтобы меня перевели в лагерную тюрьму.
Позднее я узнал, что в Белой Церкви был лагерь военнопленных для рядового состава, а офицеров содержали в тюрьме.
Полковник ушел, а переводчик подошел к столу, схватил бумажку и с большим разочарованием посмотрел на меня:
— Вы ничего не написали?
— Нет! Я не преступник. Никаких преступлений я не совершал, и писать просьбу о помиловании нет оснований.
— Жаль! Жаль!
Схватил бумажку и карандаш и вылетел из камеры. Раздался звонок — на прогулку. Унтер-офицер открыл двери и выпустил меня во двор, где уже гуляли наши офицеры.
Книга II
Борьба в фашистском плену
Итак, я — военнопленный. Я в плену у фашистов.
А что это такое, фашистский плен?