У меня не было. Оружие доставалось парням, а девушкам – гранаты и «бутылки Молотова». Пистолет у меня появился только в конце восстания, когда ранили моего брата. Это был его пистолет.
Поговорим о восстании? Вы помните первый день?
Восстание началось 18 апреля, в центральном гетто. На нашей территории они появились 19 апреля. Но у нас уже была информация о том, что немцы вошли в гетто. Помню, мы оставались в квартирах, стояли у окон и просматривали территорию. Помню, что ворота дома, который стоял у входа на территорию щеточников, были заминированы. За эту мину отвечала группа Хенека Гутмана. Когда немцы вошли на территорию, Казик [Ратайзер] ее взорвал[127]
. Нескольких человек тогда убило и многих ранило. Они вообще ничего подобного не ожидали! Пришлось им отступить. А мы, хоть и понимали, что невелико поражение, все равно очень радовались. На следующей день они лучше подготовились – вошли на танках. И тогда мы начали их обстреливать из окон, забрасывать гранатами и бутылками с зажигательной смесью.Сколько у вас было бутылок?
Одна бутылка и одна граната. В одной руке бутылка, в другой – граната. Несколько бутылок и гранат были у нас в запасе… Кажется, через два дня нам пришлось уйти с территории щеточников. Мы уже не могли держаться дольше, потому что все горело. Немцы обстреливали нас из артиллерии. Нам ничего не оставалось, как отступить в центральный бункер, его приготовили заранее.
Где этот бункер находился?
Там же, на Швентоерской[128]
.Кто-то из вашей группы погиб в первые дни сражения?
Из моей – нет. Но когда отступали по чердакам в бункер на Швентоерской, нашли убитого Михала Клепфиша. Потом выбрались в центральное гетто[129]
. Было очень трудно, дома стояли в огне. Помню, жутко задыхались от дыма и волосы горели.Группа, в которой вы отступили, была большая?
Может быть, человек тридцать.
Кто ее вел?
Каждый командир вел своих. Мою группу вел Хирш [Берлинский]. По дороге мы встречали группы по десять человек, все шли из разных точек, то есть из разных домов. Ноги у всех были обмотаны шматами, чтобы мы передвигались тихо, чтобы нас не услышала немецкая охрана. Шли, конечно, ночью. Чтобы попасть в центральное гетто, должны были пройти через стену.
Кто-нибудь погиб, когда вы пробирались в бункер на Францишканской, 30?
Да, убили одного бойца.
Кто это был, не помните?
Помню. Его звали Цви. Он был из группы Прашкера [Якуба].
И вот вы наконец добрались до бункера на Францишканской, 30.
Да. Там ждали, чтобы связаться с Цивией [Целиной Любеткин]. Хотели узнать, что нам делать дальше. Помню, этот дом уже горел. В том, подвальном, бункере было очень тесно. Помню, была вода, нашли немного провизии. Поели и улеглись спать – все были совсем без сил. Через какое-то время я проснулась, чувствую, что слабею и голова кружится. Меня начало рвать. Я попросту угорела от дыма, который шел от горящего дома. Только успела разбудить Йоську Литмана – и сомлела. В бункере поднялся переполох, там все почти задыхались. Это случилось на рассвете, появляться в гетто уже опасно. Надо было снова пройти через стену. Йоська и Зысек меня несли, а потом перебросили на другую сторону, как мешок картошки.
Где находился бункер, в который вы хотели перейти?
У пасечников.
Кто это был?
Не знаю. Может, они медом торговали. На какой улице это было? Кажется, на Генсей, 6. Мы провели там ночь, может, две, а потом вернулись на Францишканскую, 30.
В конце концов вы связались с Цивией?
Да. Еще на Францишканской, 30, кто-то пришел от Цивии с приказом: группы должны разделиться, потому что нельзя быть всем вместе в одном бункере. И тогда я вышла с группой, которая шла на Генсюю. Из каждой группы пошли два человека. Я была с Машей [Гляйтман], Йоськой Литманом и Береком [Шнайдмилом] и еще со Шлоймеле. Когда пришли на Генсюю, нас не хотели пускать. Боялись.
Там были повстанцы?
Повстанцев не было. Мы сказали людям в бункере, что, если нас не пустят, мы вломимся силой. Тогда нас впустили и даже были с нами любезны. Как я говорила, через ночь или две мы пошли назад, на Францишканскую – не хотели удаляться от других. И тут оказалось, что немцы взломали этот бункер и дошло до прямой стычки, то есть повстанцы вышли на улицу.
Кто был в бункере на Францишканской, когда на него напали немцы?
Марек [Эдельман] со своей группой, мой брат с группой Берлинского, моя группа. Все, кто не пошел на Генсюю.
В этой стычке кто-то погиб?