Читаем Я пришла домой, а там никого не было. Восстание в Варшавском гетто. Истории в диалогах полностью

У меня не было. Оружие доставалось парням, а девушкам – гранаты и «бутылки Молотова». Пистолет у меня появился только в конце восстания, когда ранили моего брата. Это был его пистолет.

Поговорим о восстании? Вы помните первый день?

Восстание началось 18 апреля, в центральном гетто. На нашей территории они появились 19 апреля. Но у нас уже была информация о том, что немцы вошли в гетто. Помню, мы оставались в квартирах, стояли у окон и просматривали территорию. Помню, что ворота дома, который стоял у входа на территорию щеточников, были заминированы. За эту мину отвечала группа Хенека Гутмана. Когда немцы вошли на территорию, Казик [Ратайзер] ее взорвал[127]. Нескольких человек тогда убило и многих ранило. Они вообще ничего подобного не ожидали! Пришлось им отступить. А мы, хоть и понимали, что невелико поражение, все равно очень радовались. На следующей день они лучше подготовились – вошли на танках. И тогда мы начали их обстреливать из окон, забрасывать гранатами и бутылками с зажигательной смесью.

Сколько у вас было бутылок?

Одна бутылка и одна граната. В одной руке бутылка, в другой – граната. Несколько бутылок и гранат были у нас в запасе… Кажется, через два дня нам пришлось уйти с территории щеточников. Мы уже не могли держаться дольше, потому что все горело. Немцы обстреливали нас из артиллерии. Нам ничего не оставалось, как отступить в центральный бункер, его приготовили заранее.

Где этот бункер находился?

Там же, на Швентоерской[128].

Кто-то из вашей группы погиб в первые дни сражения?

Из моей – нет. Но когда отступали по чердакам в бункер на Швентоерской, нашли убитого Михала Клепфиша. Потом выбрались в центральное гетто[129]. Было очень трудно, дома стояли в огне. Помню, жутко задыхались от дыма и волосы горели.

Группа, в которой вы отступили, была большая?

Может быть, человек тридцать.

Кто ее вел?

Каждый командир вел своих. Мою группу вел Хирш [Берлинский]. По дороге мы встречали группы по десять человек, все шли из разных точек, то есть из разных домов. Ноги у всех были обмотаны шматами, чтобы мы передвигались тихо, чтобы нас не услышала немецкая охрана. Шли, конечно, ночью. Чтобы попасть в центральное гетто, должны были пройти через стену.

Кто-нибудь погиб, когда вы пробирались в бункер на Францишканской, 30?

Да, убили одного бойца.

Кто это был, не помните?

Помню. Его звали Цви. Он был из группы Прашкера [Якуба].

И вот вы наконец добрались до бункера на Францишканской, 30.

Да. Там ждали, чтобы связаться с Цивией [Целиной Любеткин]. Хотели узнать, что нам делать дальше. Помню, этот дом уже горел. В том, подвальном, бункере было очень тесно. Помню, была вода, нашли немного провизии. Поели и улеглись спать – все были совсем без сил. Через какое-то время я проснулась, чувствую, что слабею и голова кружится. Меня начало рвать. Я попросту угорела от дыма, который шел от горящего дома. Только успела разбудить Йоську Литмана – и сомлела. В бункере поднялся переполох, там все почти задыхались. Это случилось на рассвете, появляться в гетто уже опасно. Надо было снова пройти через стену. Йоська и Зысек меня несли, а потом перебросили на другую сторону, как мешок картошки.

Где находился бункер, в который вы хотели перейти?

У пасечников.

Кто это был?

Не знаю. Может, они медом торговали. На какой улице это было? Кажется, на Генсей, 6. Мы провели там ночь, может, две, а потом вернулись на Францишканскую, 30.

В конце концов вы связались с Цивией?

Да. Еще на Францишканской, 30, кто-то пришел от Цивии с приказом: группы должны разделиться, потому что нельзя быть всем вместе в одном бункере. И тогда я вышла с группой, которая шла на Генсюю. Из каждой группы пошли два человека. Я была с Машей [Гляйтман], Йоськой Литманом и Береком [Шнайдмилом] и еще со Шлоймеле. Когда пришли на Генсюю, нас не хотели пускать. Боялись.

Там были повстанцы?

Повстанцев не было. Мы сказали людям в бункере, что, если нас не пустят, мы вломимся силой. Тогда нас впустили и даже были с нами любезны. Как я говорила, через ночь или две мы пошли назад, на Францишканскую – не хотели удаляться от других. И тут оказалось, что немцы взломали этот бункер и дошло до прямой стычки, то есть повстанцы вышли на улицу.

Кто был в бункере на Францишканской, когда на него напали немцы?

Марек [Эдельман] со своей группой, мой брат с группой Берлинского, моя группа. Все, кто не пошел на Генсюю.

В этой стычке кто-то погиб?

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Книга рассказывает о жизни и деятельности ее автора в космонавтике, о многих событиях, с которыми он, его товарищи и коллеги оказались связанными.В. С. Сыромятников — известный в мире конструктор механизмов и инженерных систем для космических аппаратов. Начал работать в КБ С. П. Королева, основоположника практической космонавтики, за полтора года до запуска первого спутника. Принимал активное участие во многих отечественных и международных проектах. Личный опыт и взаимодействие с главными героями описываемых событий, а также профессиональное знакомство с опубликованными и неопубликованными материалами дали ему возможность на документальной основе и в то же время нестандартно и эмоционально рассказать о развитии отечественной космонавтики и американской астронавтики с первых практических шагов до последнего времени.Часть 1 охватывает два первых десятилетия освоения космоса, от середины 50–х до 1975 года.Книга иллюстрирована фотографиями из коллекции автора и других частных коллекций.Для широких кругов читателей.

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное