Я пришла домой, а там никого не было. Восстание в Варшавском гетто. Истории в диалогах

Да, но тех евреев, кто жил в других местах, заставили переселиться. А потом нас окружили колючей проволокой и повесили надпись: «Еврейский квартал – вход воспрещен». И это уже было гетто. Закрыли, кажется, 8 мая 1940 года[141]. А юденрат появился через месяц после того, как пришли немцы. Помню, они взяли трех заложников и велели заплатить двадцать тысяч злотых контрибуции за войну, потому что это евреи в ней виноваты.

Кто были эти трое заложников?

Мой отец – Элиезер Хмельницкий, Моше Каценелебоген, а третий – Ицхак Хмельницкий, но он не из нашей семьи.

Почему немцы выбрали именно этих людей?

Они выбрали самых уважаемых жителей города. Каценелебоген торговал с деревней – скупал у мужиков зерно и продавал его на мельницу, Ицхак Хмельницкий держал «Вулкан» (так назывался его стекольный завод) и карьер известняка.

Что случилось с заложниками?

Нашелся один махер[142], из тех, что всё умеют устроить, так он пошел к коменданту немецкой жандармерии и говорит: «Выдайте мне этих трех евреев, и я принесу вам навар. Вы их настращали, теперь они пойдут к жителям и соберут деньгу». Вот так их убеждал. Жандарму идея махера понравилась.

Вы помните его фамилию?

Мордехай Розенталь. Он отменно говорил по-немецки – жил когда-то в Германии, а в Опочно торговал. Так он с этими тремя евреями за восемь часов собрал всю сумму. Тогда этот, из жандармерии, ему говорит: «Сделай мне список двадцати самых богатых, самых уважаемых евреев Опочно». Это и был юденрат. Немцы сами не могли выбрать людей, они же никого не знали.

Ваш отец тоже вошел в юденрат?

Да. Там был доктор и религиозные и разные политические деятели. Председателем назначили Фредлевского[143].

Как вел себя юденрат в Опочно?

Достойно, ну не на сто процентов, но в сравнении с другими городами до 1942 года вел себя хорошо. Потом стало иначе.

Что значит «иначе»?

Когда немцы начали экзекуции, расстрелы… Это было совсем другое дело. Раньше можно было откупиться, послать другого вместо себя на работу, а потом уже было труднее. Юденрат начал теснее сотрудничать с немцами, должен был.

Ваш отец оставался в юденрате до конца?

Нет. Он заболел, стало плохо с сердцем. В юденрате он работал до 1942 года.

А вы работали в гетто?

Да, у отца в пекарне. У каждого еврея была карточка, и он каждый день получал семьдесят граммов черного хлеба. А я этот хлеб пек. Другие евреи из Опочно ходили работать на торфяники. Было несколько мест, где работали на немцев. Эти, которые на торфяниках были, работали там босиком и подхватили тиф, так что началась эпидемия. Это уже в гетто было. Когда переселили евреев, которые жили в других местах, каждая семья должна была принять к себе еще одну семью. А кроме того, пришли беженцы из Велюни, из Лодзи, из Плоцка. Тогда в гетто жило около четырех с половиной тысяч евреев. А еды не было потому, что нас замкнули. Санитарное состояние было ужасное, вот и тиф. На торфяниках когда-то фольксдойче избили евреев. Был там один тип, всегда ходил с большим псом и очень любил измываться. Многим евреям руки-ноги поломал. Так что евреи не хотели ходить туда на работу. Откупиться уже было нельзя, вот они и сбежали [с торфяников].

Вы помните, когда это было?

В мае 1942 года. Приехала жандармерия и приказала еврейским полицаям арестовать всех, кто сбежал. Полиция пошла в город и всех арестовала, около двадцати человек. Привели их в синагогу и там заперли. Было это около шести-семи вечера. В городе объявили, что этих людей расстреляют. Так что их родственники пришли к синагоге, все им рассказали, они выломали доски и дали деру. На следующий день пришла жандармерия, чтобы их забрать, а там – никого. Все сбежали. Опочненская жандармерия вызвала гестапо из Томашува [Мазовецкого], около двухсот человек тогда расстреляли.

Хватали случайных людей?

Да, с улицы, из дома забирали. Двести человек!

Вы помните тот день? Вам удалось спрятаться?

Да. Вся семья спряталась. А эти, из СС, приехали из Томашува и схватили нашего махера, Мордехая Розенталя. Они хотели, чтобы Розенталь нашел им тех двадцатерых, но он отказался, сказал им: «Я этого делать не буду потому, что знаю, как вы с ними обойдетесь». Тогда они начали охоту на двести человек, а Розенталю как-то удалось от них убежать. Через три дня он вернулся в гетто. Аккурат в этот день в городе был Мориц, бандит из жандармерии. Мориц увидел в [еврейской] общине Розенталя и приказал ему, мол, идем со мной. Они спускались по лестнице, и на последней ступеньке Мориц выстрелил Розенталю в сердце. Вот так… Перед тем как всех нас выселить, они сократили территорию гетто. Было все меньше еды и все опасней. Мы, молодежь, знали, что нас ждет. Весной 1942 года пришли подпольные газеты из Варшавы.