Я пришла домой, а там никого не было. Восстание в Варшавском гетто. Истории в диалогах

Еще когда мы жили в Опочно, в гетто, отец собрал всех сыновей и сказал: «Смотрите, здесь, в подвале, закопаны деньги». Они были в стеклянных банках, зарыли в трех местах. «Если кто из вас, – говорит, – останется в живых, сможет спастись». Спастись тогда можно было только деньгами. Так что я поехал. Не знаю, откуда у меня нашлись силы поехать тогда в Опочно! Ведь там уже никого не было. Снова ехал, как к зубному врачу, щека перевязана косынкой. Приехал поездом под вечер. Пошел к Сташеку, который работал у нас в пекарне. Он жил недалеко от еврейского кладбища, я об этом уже рассказывал. Думал, он мне поможет. А он сказал, что гетто охраняет полиция. По ночам ходит патруль, а днем рабочие вывозят вещи, которые оставили евреи. Если кого заметят, тут же расстрел. У сестры Сташека был парень, Ромек, оторва, каких мало. Об этом все в местечке знали. Ну вот и пошли мы с Ромеком ночью в гетто. Пять часов рыли замерзшую землю. Одну банку вытащили, остальные я оставил – вдруг кто-нибудь еще выжил, вдруг и мне потом понадобится. Дал Ромеку часть денег и говорю: «Может, тебе этого мало, но мне самому башли сейчас нужны, я без них документы не сделаю». Боялся, что он меня на месте пристрелит, поэтому показал ему, где закопана вторая банка, и сказал, что это для него. Он на это согласился, поверил.

То есть позже Ромек выкопал свою часть?

Не знаю, думаю, что да. Я его больше никогда не видел.

А что случилось с третьей частью?

Не знаю и не хочу знать. В любом случае, когда я попрощался с Ромеком, очень боялся, что не уйду оттуда живой. Сказал ему, мол, прямо сейчас, той же ночью, еду в Варшаву, но не поехал. Может, он и не хотел ничего плохого сделать, но я предпочитал не рисковать. Ту ночь и следующий день я провел у одного человека, который жил в домике над рекой. Перед войной он чинил велосипеды. Этот человек очень много для меня сделал. Тот день был для меня очень важен.

Потом вы поездом вернулись в Варшаву?

Да. И попал к одной женщине, ее называли Хлопикова. То ли это фамилия ее была, то ли прозвище – не знаю. Она жила на Рынке, 15, делала дома документы. Все печатки у нее были, оставалось только фотографию передать.

Илана Цукерман[158] мне рассказывала, что в Варшаве вы оказались в квартире, в которую пришло гестапо.

Это случилось как раз у Хлопиковой. Потом я уже был на Длугой, 9.

Вы не могли бы об этом рассказать?

Да, конечно! Это произошло перед моей поездкой в Опочно. Хлопикова делала мне документы. Ее муж торговал с гетто – колбаса, водка. Передавали контрабандой через дырку в стене. И в один день, когда я у них был, мужа схватили немцы. Кто-то пришел и об этом рассказал. У них были две квартиры. Сами они жили на втором этаже, а пустая квартира на третьем была закрыта на замок. Ну и что теперь делать с этим Адамом? То есть со мной.

Она знала, что вы еврей?

Ну конечно! Говорит мне: «Иди за мной». И закрыла меня на третьем этаже. Я знал, что немцы придут с обыском. А в этой квартире ничего не было – только стол, несколько стульев, на столе какое-то солдатское одеяло лежало, да еще шкаф стоял.

И не было, где спрятаться?

Да. А уже вечер. Окна должны быть завешены, но они жили высоко, и на окнах ничего не было. Вижу в окно мужа Хлопиковой и немцев. Ну а где мне прятаться, что я могу сделать? Остается шкаф. Открыл, а там – колбаса, косынки какие-то… Подумал, что, если они придут обыскивать, сразу полезут в шкаф. Снова посмотрел на зеленое одеяло. Так, думаю, есть приказ о затемнении. Полез на окно, растянул одеяло, держу его за верхние углы, на низ ногами наступил, а сам стою снаружи, на подоконнике. Слышу, идут в эту квартиру. Муж открывает замок, входят, начинают разговаривать. И этот Еруминяк (о! вспомнил его фамилию) их уговаривает: «Я колбасы вам дам и водки…» И кладет деньги на стол, хотел их подкупить. Что вы думаете? Удалось.

Долго вы простояли в этом окне?

Долго? Месяц! Не могу сказать, сколько это продолжалось – может, пятнадцать, может, двадцать минут. Вскоре поляки вернулись в эту квартиру и бросились меня целовать. «Как ты додумался? Мы были уверены, что всем нам конец. Ну если ты это пережил, значит, и войну переживешь». На следующий день я поехал в Опочно.

Эту историю я уже знаю. Вернемся к тому воскресенью на Желязной, 103.

Хорошо… Брандт велел отправить нас на вертерфассунг. Там мы должны были работать на немцев. Привезли нас на Ниску. Это был огромный дом с большим внутренним двором. Каждый из нас получил бляху с номером. Я начал там с евреями разговаривать, и они мне сказали, что я должен был счастлив, раз мне дали эту бляху – такой номер стоит сейчас две тысячи злотых.