- Вы, я так поняла, не собираетесь отказываться от гормональной терапии?
- Нет, - начала я неуверенно, я думала, сейчас начнутся логичные для лечащего врача долгие предостережения, всякие запугивания: Нет, ей наплевать, - хотите загнуться от тромбоза, загибайтесь, а я спешу домой. Я понимала, что она не обязана меня отговаривать от собственной глупости, но мне стало всё-таки немножко за себя обидно. - Нет, но я, конечно, сделаю сейчас длительный перерыв. Будет, если всё потом нормально:, то тогда, наверное, я продолжу.
- Хорошо, правильно. Делайте перерыв, а я напишу, что Вам принимать после него. Выпишу теперь другие препараты, - она наклонилась над листочком бумаги, написала новое свое назначение и прочитала его вслух. <Ну и дура!> - удивилась я.
Прописала она мне для лечения тромбоза - эскузан. <В нем есть экстракт каштана - очень хорошо помогает>, - с умным видом заявила доктор Василенко. Я не была врачом, но понимала, что при остром тромбозе глубоких вен это полнейшая чушь, мертвому припарка. Далее, в качестве, альтернативного средства она мне выписала или овидон, или ригевидон, или нон-овлон, выбирай любой, но каждый из них, как и выписанный ею ранее микрофолин, состоял из того же самого этинилэстрадиола. Об этом я уже хорошо знала. Не доверяя ей и вообще врачам, я давно залезла в медицинские справочники, и составы всех гормональных средств для моего случая были у меня в голове. А что было в голове кандидата медицинских наук Василенко Любовь Михайловны? Теперь я уже злилась и с раздражением от неё ушла. Может быть, здесь специально истребляют трансиков, чтобы они дохли, не доживая до своей заветной смены пола? Чтобы не портили своим внешним видом и без того уродливый мир. Я шла к машине и недоумевала, как такое может быть возможно? Почему какая-то недоученная пизда пытается меня убить? Может быть, непреднамеренно, в силу своей некомпетентности, но именно убить. <Хуй с ней!> - с десяток раз произнесла я и успокоилась.
* * * * *
Жалко мне климактеричных женщин, жалко их мужей и жалко их сотрудников по работе, работающих с ними. А если женщина после недавнего климакса станет Вашим начальником, то лучше сразу Вам пойти и удавиться. Теперь я очень хорошо знаю, что это такое, - ко мне пришел обыкновенный и безрадостный климакс, не в смысле прекращения месячных и выделения яйцеклетки, месячных у меня не было, нет и не будет, и яйцеклетки, к величайшему сожалению, мой организм не выделяет. В связи с тромбозом я вынуждена была прекратить принимать все гормональные средства. Прекратив пить эстрогены, и не имея в крови тестотерона из-за длительного приема андрокура, в моём организме теперь напрочь отсутствовали и мужские, и женские половые гормоны. И я получила состояние свойственное именно обыкновенному климаксу.
Не буду описывать <приливы>, <отливы>, и жар. Самыми ужасными оказались неожиданные приступы крайней и невыносимой усталости, падающими на Вас тяжёлой стеной и раздавливающими Вас окончательно. Приступами, когда Вы ложитесь и, пропади всё пропадом, не можете встать. Конечно, я пересиливала себя и вставала, когда речь шла о работе: но только о работе. Представить себе это сможет только женщина после менопаузы, все остальные с недоумением пожмут плечами.
Следующий и самый неприятный для окружающих симптом этого неожиданного для меня состояния - припадки дикого беспричинного раздражения, настолько беспричинного, что это понимаешь даже сама во время самого припадка.
Беру чашку - она падает: <Катя! Из-за тебя всё!> - визгливо ору я Кате, которая находится в десяти шагах от меня и поэтому не имеет никакого отношения к козням падающей чашки. Я понимаю это, но всё равно пристаю к ней и обвиняю её уже во всём, во всех смертных грехах. Все уже знают про новую мою болезнь, тихонечко посмеиваются и молчат. Правильно, так и надо с больными.
Позвонил Рома Гармошин: <Я буду недалеко от вас, зайду>. <Заходи, я тебя накормлю вкусно>, - радушно и искренне отвечаю я, и он через пару часов заходит. Заходит: и вижу я растянутое в умственно отсталой улыбке его лицо; пидеристичную, вихляющую мелкими шажками, походку; брови отрасли до человеческих форм, но в выражении его лица я буду всегда теперь видеть лёгкую дебильность. И вот он новый приступ сумасшедшего раздражения, но терплю, надеюсь на силу воли, здравый рассудок, на что-то, может быть, ещё. Но начинаются рассказы о его новых ежедневных мужчинах, о его долбоебе Голубкове, теперь обирающим несчастную француженку не в одиночку, а вместе с Ромой. Нет, блядь, не могу! Нет у меня ни силы воли, ни здравого рассудка, только климакс остался. Точнее здравый рассудок помогает мне всё-таки не выгнать Рому взашей пендалями, а устало сказать: <Извини, Ром! Плохо чувствую, ты иди сейчас. Не могу сейчас тебе объяснить ничего, но лучше иди>. Это ровно через десять минут его прихода. Неприлично, наверное, и негостеприимно это как-то, но хоть цел остался и то хорошо.