Перед началом учебного года я выгнала, поселившуюся у нас семью Усума. Они съехали: Прошла неделя. И Усум уже одиноким джигитом переехал к Маше и стал жить опять у неё. Нет, он не бросил свою жену и детей, я до сих пор не понимаю, как всё это могло происходить, как возможны такие отношения в, <строгих> нравов, кавказкой семье. Но Усуму было удобнее ездить на работу, это со слов Маши, и, видимо, это было достаточной причиной для его жены отпустить его к так удобно живущей чужой женщине. Ещё больше я не понимала Машу, но не вмешивалась. <Не пьяница, не наркоман, стоматолог всё-таки - интеллигентная профессия>, - успокаивала себя я. Несмотря на то, что Маша не была уже моей женой, не была моей женщиной, несмотря на её враждебность, я переживала не только за Лизу, но и за неё, дурочку. Я стала к ней относиться как к плохому, с трудным характером, своему ребенку. Я не могла на неё повлиять, но переживала за неё всем сердцем, и не складывающаяся её жизнь очень меня огорчала. Вслед за Усумом через пару недель в нашей квартире поселился его друг Шамиль. <Усум очень попросил, это ненадолго>, - сказала Маша. Я спросила её как-то раз чуть позже: <Маш, Лиза учится, а у неё так и нет своей комнаты, даже угла своего нет. Тебе не стыдно? Она же твоя дочка, а ты заботишься только о месте жительства чужих мужиков. Нравится тебе Усум, так и живи с ним. Почему надо селить к себе ещё кого-то?> <Усум - муж моей подружки, а Шамиль - мой жених, я замуж за него собираюсь>, - с перекошенным от злобы лицом прошипела Маша. Собиралась замуж Маша за Шамиля, но в постель ложилась она по-прежнему с Усумом. Я никогда не выясняла подробности личной жизни своей бывшей жены у Лизы, я осторожно обходила эту тему вообще. Но маленький разговорчивый ребенок рассказывал обо всём сам. А Маша развернула в тот период грандиозную пропагандистскую кампанию, чтобы убедить всех наших общих знакомых, что она выходит замуж именно за Шамиля. Никто ей не верил, все знали про Усума, и все уже стали сомневаться в Машиной вменяемости. Через какое-то время Маша приехала ко мне и, сев с сучьим лицом напротив, заявила, что сейчас у нас будет серьезный разговор.
- Я хочу с тобой серьезно поговорить, - сказала она.
- Что-нибудь опять надо? - заранее напугалась я, начало разговора, я почувствовала, не предвещало ничего хорошего.
- Мне ничего от тебя не надо, - начала она опять истерично, но спохватилась, вздохнула, сдерживая с трудом очередной приступ злобы ко мне. - Да, я хочу попросить тебя об одной вещи: - она замолчала, собираясь с силами, а может, собирая всю свою наглость для очередной просьбы.
- Ну? - поторопила я её.
- Я хочу попросить тебя прописать у нас одного человека:
- Усума? - логично предположила я.
- Нет, Шамиля, я выхожу за него замуж, - тут я, наверное, должна бы была напеть марш Мендельсона или, надрываясь, безумно закричать <горько>, но я просто спокойно ответила:
- Нет, Маша. Никого я прописывать не собираюсь, я оставила квартиру, чтобы в ней жил мой ребенок. Проживание и прописки твоих ебанных чурок меня не интересуют. Достаточно того, что они живут в моей квартире, при этом, селя у своей бесплатной бабы то свою семью, то своих друзей. Я знаю, что ты живешь с Усумом, а Шамиль тут ни при чем. Я не знаю, почему ты хочешь прописать именно его, мне на это наплевать. Но я не хочу, чтобы кто-то потом разменял мою квартиру, и моя дочка опять жила в коммуналке или вообще на улице: и не хочу, чтобы на улице оказалась ты.
- Ты пропишешь, я тебя заставлю. Если ты этого не сделаешь, я заберу ребенка и уеду в другой город. Тебе понятно? - зашипела настоящей змеёй моя самая большая Любовь в моей жизни. Во что превратилась эта Любовь? Такое бывает со всеми? или только в мою жизнь угодила водородная бомба, не оставив в ней ничего хорошего?
- Маша, если я поддамся хотя бы раз на твой шантаж, это будет повторяться бесконечно. Послушай меня, дорогая, внимательно. Я Лизу очень люблю. Если ты совсем уже ебнулась и не думаешь о ребенке, уезжай куда хочешь. Я не смогу тебе помешать. Я буду терпеливо ждать, когда Лиза вырастет и сможет сама приезжать ко мне, когда хочет. Если ты будешь плохой матерью, вряд ли она от этого будет любить тебя больше. Тогда посмотрим, с кем вообще она захочет жить, - я тоже попыталась напугать Машу, пусть отдаленной, но очень реальной перспективой остаться ей без дочери.
Она замолкла. К шантажу я была готова, я давно ожидала этого разговора и этих угроз. Что я могла ей противопоставить? Она без труда могла оставить меня без дочки. Даже суд бы ничего не решил. Она бы заявила, что я транссексуалка, что собираюсь менять пол, это бы все подтвердили, и суд не разрешил бы мне видеться с Лизой даже по выходным, уберегая её от дурного влияния извращенца-папы. Всё это я очень хорошо понимала. Единственный путь, который мне оставался из всех возможных, это собрать свою волю и не поддаваться на угрозы и шантаж о ребенке.
- Ну, Заечкин, я тебя прошу: Мне очень нужно. Я же замуж выхожу, ты должен мне помочь, - Маша пыталась использовать все возможности.