Читаем Я решил стать женщиной полностью

Участие в полемике о нецензурных выражениях наскучило, очевидных аргументов в пользу этой части русского языка у меня не было, я еще попереключала телевизор на разные программы и выключила его вовсе. Я зевнула и потянулась... в гости идти уже не хотелось. Я встала с дивана. В коридоре перед зеркалом стояла собранная на праздничную программу моя жена: Я опять остановилась на том же месте в центре прихожей: Лицо без косметики, только алые губы, - правильный и самый удачный мэйк-ап для Машиного лица. Черное платье: Новое? Я его не видела ещё, - короткое, на черном матовом фоне глянцевые того же черного цвета бутоны рассеялись по нему, короткий рукав: Оно Маше шло чрезвычайно. Маша подняла руки и начала заниматься волосами, короткое платье поднялось за руками, и белая полоска кожи изумительно вздулась над резинкой чулка:

Маша поймала мой взгляд и улыбка десятилетней давности, чудом сохранившаяся специально для этого знаменательного дня, осветила её лицо. Вот она - та моя юная девочка, ничуть не изменилась. И вовсе не сука, что за напраслину я на неё возвожу!? Я подошла к Маше и страстно поцеловала её в губы...

Это был не секс... Как вернувшееся сознание после долгой комы, как последние слова умирающего, как последний взгляд в небо: это было священнодействие нашей большой Любви: последнее, прощальное, оно было выражением всего, что было когда-то, утерянное, растоптанное, не ценимое...

Последний наш секс с Катериной станет мучительным, наполненным пронзительной болью и моими страданиями: Такой он у нас и был всегда. Произойдет он чуть позже с первыми зимними морозами.

Стриглась я по-прежнему у моей дражайшей супруги, за тем я и приехала к ней в один из первых морозных дней, улучшив момент, когда подселенцы, или дорогие гости, или папы №2 и №4 съебутся, наконец, по своим зубодерным делам. Маша чик-чик и подстригла меня быстро, налила чай и также быстро предъявила ни к моменту претензию: Она опять вспомнила Лену Ван и её слова, что как я, подлая, посмела так рассчитать, что проживу я с ней, то есть с Машей, ровно десять лет. Я с раздражением вздохнула, и раздражение прогнала, я научилась бороться с ним, оно не выдержало ежедневной борьбы со мной и стало в последнее время, измотанное, ослабевать. Не тут то было, Маша опять забилась в истерике, претензий, видимо, было много, но она никак не могла сформулировать ни одной из них, поэтому злилась ещё больше: <Да ну её на хуй!> - подумала я, встала из-за стола и молча ушла.

Вышла на мороз: и поняла, что поторопилась с гордой позой. Голову я собиралась просушить после чая, осталась она у меня на плечах к данному моменту абсолютно мокрой, и была я неумно без машины в мороз семнадцати градусов и неожиданным для вечера ветерком. Шарфик я тоже нервно забыла. Я потопталась у подъезда, но возвращаться уже не хотелось, я подняла воротник, втянула голову глубже, но моя здоровая <тыква> не захотела спрятаться меж не предназначенных для этого узеньких плеч. Я побежала ловить такси на Лодочную, на Новопоселковой, вы по названию можете понять, это можно было бы делать до утра. Я простояла с мокрой головой на морозе тридцать минут, в общем, не так много, но этого стало достаточно, чтобы наш последний акт любви с Катей наполнился верными атрибутами и точными символами прожитых нами с ней отношений.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное